Примо Леви - Периодическая система

Лабораторию Эмилио оборудовал в квартире родителей, людей наивных, чистых, простодушных и терпеливых. Предоставляя в распоряжение сына свою спальню, они, естественно, не предвидели всех последствий, и теперь им ничего не оставалось, как смириться. В прихожей в оплетенных бутылях стояла концентрированная соляная кислота; кухонная плита (в свободное от готовки время) использовалась для концентрации хлорида олова в шестилитровых ретортах и колбах; вся квартира была наполнена испарениями. Отец Эмилио, величественный старик с седыми усами и рокочущим голосом, был добросердечным человеком. За свою жизнь он перепробовал много занятий, все рискованные и необычные, и даже в семьдесят лет продолжал испытывать жадный интерес к экспериментам. В те времена он держал монополию на кровь всего забиваемого на старой городской бойне (что на виа Ингильтерра) крупного рогатого скота и много времени проводил в грязном помещении с побуревшими от запекшейся крови стенами, липким полом и крысами размером с кроликов. Даже квитанции, даже учетные книги и те были в крови. Из крови он делал пуговицы, клей, оладьи, кровяную колбасу, фасадную краску и мастику для полов. Газеты и журналы он читал исключительно арабские, выписывая их из Каира, где прожил много лет, где родились трое его детей, где он с оружием в руках защищал итальянское консульство от разъяренной толпы и где осталось его сердце. Каждый день он на велосипеде отправлялся к Порто Палаццо за ароматными травами, сорго, арахисовым маслом и сладким картофелем: к этим ингредиентам он добавлял кровь и готовил экспериментальные блюда, каждый раз разные. Он расхваливал их и угощал нас. Однажды он принес домой крысу, отрезал ей голову и лапки, сказал жене, что это морская свинка, и зажарил ее. Цепь на его велосипеде была открытой, и он, отправляясь за покупками, закалывал штанины прищепками для белья, а поскольку спина уже сгибалась плохо, так весь день и ходил. Разрешив устроить дома лабораторию, он и его милая жена, синьора Эстер, родившаяся на Корфу в венецианской семье, оставались спокойными и невозмутимыми, как будто всю жизнь хранили в кухне всякие кислоты и ядовитые жидкости. Бутыли с кислотой мы поднимали на пятый этаж в лифте. У отца Эмилио был такой авторитет, что никто в доме не осмеливался нам и слова сказать.

Наша лаборатория походила на лавку старьевщика и на трюм китобойного судна одновременно. Загромоздив ее, мы заняли также кухню, переднюю и даже ванную комнату. Балкон был завален частями мотоцикла, купленного Эмилио в разобранном виде. Он обещал собрать его со дня на день, но пока огненно-красный бак стоял, прислоненный к балконной решетке; мотор, покрытый москитной сеткой, ржавел от едких испарений; кроме того, на балконе хранились емкости с аммиаком, из которого Эмилио, еще до меня, делал нашатырный спирт, растворяя его в питьевой воде и отравляя всю округу. Повсюду – и в квартире, и на балконе – было навалено всякое барахло, настолько старое, что понять, откуда оно взялось, уже не было никакой возможности, и только при очень тщательном обследовании удавалось по отдельным деталям определить, принадлежит данная вещь хозяевам квартиры или имеет отношение к нашей профессиональной деятельности.

Посреди лаборатории находился вытяжной колпак из дерева и стекла – наша гордость и наше спасение от ядовитых испарений. Вообще-то соляная кислота не так уж опасна; она из тех врагов, которые заявляют о себе открыто, предупреждая о своем появлении заранее. От соляной кислоты легко уберечься, ведь у нее настолько резкий запах, что всякий, почувствовав его, поспешит убежать. И спутать его ни с чем нельзя, потому что, вдохнув испарения соляной кислоты, выдыхаешь белый дымок; он выходит из ноздрей двумя тонкими струйками, как у лошадей в фильме Эйзенштейна, а на зубах у тебя такая оскомина, словно ты съел целый лимон. Несмотря на нашу дорогую и любимую вытяжку, вся квартира пропиталась кислотными испарениями: обои на стенах изменили цвет, металлические ручки, петли, замочные скважины стали тусклыми и шершавыми, время от времени то в одной, то в другой комнате раздавался зловещий звук; это означало, что очередной, разъеденный коррозией гвоздь сломался и висевшая на нем картина упала на пол. Эмилио забивал новый гвоздь и вешал картину на место.

Итак, мы растворяли олово в соляной кислоте, доводили раствор до требуемой концентрации и давали ему выкристаллизоваться. По мере остывания раствора в нем образовывались изящные ромбические кристаллы, бесцветные и прозрачные. Процесс кристаллизации долог, а поскольку соляная кислота разъедает любой металл, нам требовались стеклянные или керамические емкости. В те периоды, когда у нас было много заказов, нам требовалось много посуды. К счастью, этого добра в доме Эмилио хватало; в ход шло все: супница, эмалированная кастрюля, абажур начала века, ночной горшок.

К следующему утру хлорид скапливался на дне посуды, пора было его отцеживать. Но нужно было внимательно следить, чтобы он не попал на руки, иначе они долго будут вонять. Сама по себе эта соль не имеет запаха, но каким-то образом реагирует с кожей, возможно разрушая кератиновую защиту и высвобождая тяжелый и стойкий запах металла, который в течение нескольких дней выдает в тебе химика. Хлорид агрессивен и в то же время нестоек, как некоторые капризные спортсмены, которые хнычут, если проигрывают. Его нельзя торопить; надо оставить его на воздухе и дать ему возможность спокойно высохнуть. Если его подогреть, даже самым щадящим способом, например с помощью фена для волос или на батарее отопления, его кристаллы отдают влагу, а вместе с ней теряют прозрачность, и глупые клиенты не хотят его брать. Глупость их в том, что они не понимают своей выгоды: чем меньше воды, тем больше олова, а значит, выше эффективность, но, как известно, клиент всегда прав, особенно если этот клиент – производитель зеркал, плохо разбирающийся в химии.

Ничего от великодушной щедрости олова, металла Юпитера, в его хлориде не остается; хлориды – это плебеи, можно даже сказать – отбросы; они гигроскопичны, а потому малоприменимы (исключение составляет обычная соль, но о ней разговор особый). Хлорид олова – активный восстановитель; он горит желанием освободиться от двух своих электронов, и для этого ему достаточно самого незначительного повода. Нередко такое нетерпение приводит к печальным последствиям; так, однажды хватило буквально капли концентрированного раствора, скатившейся по моим брюкам, чтобы на них появился разрез, словно от удара сабли, а в то послевоенное время у меня не было других брюк, только эти, выходные, и денег в семье не было, чтобы купить новые.