Салчак Тока - Слово арата

— А где Чурмет-оол? В какой комнате?

Толстяк поклонился, вытянул руки, как на молитве.

— Место, где работает тарга Чурмет-оол, будет вон там-с.

Я подошел к двери, на которую мне указали, и постучал. Никто не ответил. Постучал громче. Ни звука. Дернул за ручку. За письменным столом, положив голову на руки, спал человек.

Я громко кашлянул и хлопнул дверью. Только тогда человек за столом вздрогнул, очнулся и вскочил. Вид у него был испуганный. Но, смекнув, что перед ним всего-навсего какой-то мальчишка, которого нечего опасаться, он опять важно опустился в кресло и нехотя ответил на приветствие.

Я молча топтался возле двери, не зная с чего начать. На мое счастье, зашел Шагдыр. Его, должно быть, направил сюда тот же толстяк.

Не дождавшись от Чурмет-оола ни слова, мы сами заговорили с ним. Сказали, кто мы такие.

Недовольно позевывая, словно изнемогая от усталости, тарга ответил:

— Идите к тем людям, с которыми говорили… А то сначала с кем-то встречаются, договариваются, а потом ходят и просят неизвестно чего…

Меня подмывало сказать ему что-нибудь злое, но я сдержался: как-никак секретарь… Спросил только:

— Значит, ничем не поможете нам?

— Ишь какие! — рявкнул Чурмет-оол. — Ходят тут всякие. А ну, вон отсюда!

Мы вышли в коридор пораженные.

Шагдыр так расстроился, что ушел домой. А я решил еще раз заглянуть в Пюльчуну. Он оказался у себя.

— Заходи, заходи, Тока. Как раз собирался посылать за вами. Где Шагдыр?

— Сейчас догоню.

— Ладно, пришлешь после. Мы решили временно назначить тебя секретарем государственной плановой комиссии. Что ты на это скажешь? Согласен?

— Раз Центральный Комитет посылает, значит, так надо.

— Верно сказал: надо. Ну, а сам-то как?

— Я готов.

— Тогда получай удостоверение. — Пюльчун протянул мне тонкую, тоньше папиросной, бумажку с красными линейками. На ней сверху вниз черной тушью было что-то написано по-монгольски. Прочитать я, понятно, не мог, поэтому сунул бумажку в карман. Спросил, где находится плановая комиссия, кто ее начальник.

— Рядом, в новом доме. Начальник — председатель комиссии — Данчай-оол. Знаешь?

Имя мне было знакомо.

— Тарга Пюльчун, а что я должен буду делать?

Секретарь развел руками:

— Понимаешь — не знаю! Учреждение только что создано…

«Ну и дела! — подумал я, — Открыли учреждение и сами не знают — для чего».

— Ты иди, иди к Данчай-оолу. Он тебе все скажет, — добродушно посоветовал Пюльчун. Он видел мое смятение и хотел как-то подбодрить меня. — Эта комиссия существует совсем недавно. А ты знаешь, сколько у нас старых учреждений, в которых люди еще не знают, чем заниматься? Да чего там! Просто ничего не хотят делать. Ступай. А там разберешься, сам все поймешь.

Пюльчуна я знал еще с того времени, когда была создана Народно-революционная армия. Хорошо запомнился он и в дни нашего путешествия по Улуг-Хему. Он один из всей правительственной делегации был близок с нами, будущими студентами, И теперь он держал себя, как равный с равным.

Я не утерпел и рассказал ему, что произошло с нами у Чурмет-оола. Лицо Пюльчуна покрылось красными пятнами:

— Вот тебе мой совет: пока нигде об этом не распространяйся. Знай про себя… — Пюльчун нервно заходил по комнате, вернулся к столу, закурил. Барабаня пальцами, он говорил будто сам с собой: — Ведь это сын бедного арата из восточного хошуна. Откуда у него этот чиновничий нрав?.. Да-а… Ну, ты иди, иди, куда я тебе сказал. И помалкивай.

В новом — «коричневом» доме, у Данчай-оола меня ждал не очень теплый прием.

— О, старый знакомый! Откуда приехал, куда собираешься?

Я коротко рассказал о себе, объяснил, что получил назначение ЦК, протянул удостоверение. Лицо Данчай-оола вспыхнуло, тут же побледнело и, наконец, стало совсем серым. Должно быть, он решил, что меня прислали на его место. Прочитав мою бумажку, он пронзительно свистнул и захохотал.

— Значит, вместе будем работать, парень? Превосходно! А как у тебя с грамотой?

— По-русски читать и писать умею.

— Русская грамота — вещь хорошая… — Он нахмурился. — Но дела-то у нас ведутся на монгольском языке. Как же с тобой быть?

— Научусь, Надеюсь, вы мне поможете.

— Так-то так, — промямлил мой новый начальник, и лицо у него стало непроницаемым, точно у каменной бабы. — Но я просил в Центральном Комитете умелого работника, а мне послали неграмотного ученика…

Я пошутил:

— Вы знаете монгольскую грамоту, — я русскую. Что же тут плохого? А по-тувински мы оба неграмотные.

— Ладно, нечего спорить. Послали и послали. Пойдем, покажу, где будешь работать.

Он провел меня в комнату, перегороженную тонкими неоструганными досками. В ней стояли стол и две табуретки.

— Это и будет твой кабинет.

— С чего же мне начинать?

— Ээ, с работой не торопись. Нашу комиссию учредили шесть месяцев назад, а никто еще не указывал, что делать. — Данчай-оол подмигнул и неожиданно запел:

А делать было решительно нечего.

Видя это, я отпросился на несколько дней и верхом на коне отправился по уртелям — ямским перегонам, на которых можно было менять лошадей, — к родным, в Терзиг и Мерген.

У Хан-Бажи переправился на пароме через Каа-Хем, в устье Бурена сменил коня. Отсюда той же дорогой, по которой в 1921 году пешком шел за наукой, тихой рысью направился вверх правым берегом реки.

По обе стороны дороги хлеба дошли, как у нас говорят, до спелости белого сыра, и кое-где араты уже орудовали серпами. Я жадно всматривался в очертания Кундустуга, Копту-Аксы, Сарыг-Сепа…

Внешне аалы и селения в долине Каа-Хема выглядели точно такими же, как и прежде. Но стоило присмотреться пристальнее, поговорить со встречными людьми, как обнаруживались разительные перемены в жизни аратов и оседлых крестьян. Все поля и пастбища Чолдак-Степана, Мелегина, Маслова и других богатеев перешли в руки их бывших батраков, объединившихся в товарищества по совместной обработке земли. Из-за Саян им привезли косилки, жнейки, сноповязалки. Не добравшись до моей Мерген, я свернул к тозовцам. Елизаров, Спрыгин и другие бывшие партизаны, завидев меня, оставили работу, сошлись у дороги.

— Оо, земляк! Откуда взялся! Когда объявился? Вырос ты, брат, не узнать.

Я сбивчиво рассказал. Земляки были ненасытны в расспросах. Наконец удалось и мне спросить их о жизни.

— Видишь, — ответил Елизаров, — вместе работаем.

— Начинаем жить по учению Ленина, — подхватил Спрыгни.

Он хлопнул меня по плечу и, слегка заикаясь сказал:

— Вот кончил ты учиться, приехал. А не лучше ли тебе, паря, остаться у нас? А? Вступай в ТОЗ!