Александр Покровский - «...Расстрелять!» – 2

Даже не знаю, что из всего этого получится, ведь о службе в двух словах сказать трудно. Служба – это нескончаемая поэма. Каждый день можно писать по толстенному тому, причем ни разу не повториться. Вот, например, вахта.

Вахта – это игра такая военная. Если вы посмотрите в устав, то увидите там, что вахту нужно нести непрерывно. Ну, раз непрерывно, то лучше всего при этом лежать. Вахту я лично нес все время лежа: ложился – и ноги в зенит. Давно установлено, что если ты на вахте бегаешь, как в «живете» ужаленный, суетишься, служишь, как пудель, все подмечаешь, то в конце службы тебя же и снимут, причем за всякую ерунду. Так что я, заступив на вахту, с вечера еще кротко вздыхал, расстегивал крючки на кителе, чтоб они в яблочко не вгрызались, потом медленно, чтоб не потревожить себе ничего внутри, ложился, закрывал глаза, говорил себе: «Спи, Саня, и ни о чем не думай, Господь с тобой» – и отлично высыпался, а служба шла своим чередом. Зато уж если сняли тебя в конце вахты, то хоть есть за что.

А иногда словно полоса какая-то:

– Тарантасов, я вас снимаю! Тарантасов, я вас снимаю!

Только и слышишь. Правда, я Телегин, а не Тарантасов, но начальству не объяснишь. Да и какая разница?

Некоторые интересуются: а что будет, если снимут с вахты? Да ничего не бýдет, просто в тот же день снова заступишь.

Каким на службе нужно быть?

Следующий ответ: на службе нужно быть исполнительным.

– Брось все, иди сюда! Бросил.

– Встань здесь и следи, чтоб никто не входил! Встал, смотришь.

– Чего уставился, тебе что, заняться нечем?

– Есть!

– Что у вас здесь творится? Приблизился, посмотрел, что творится.

– Немедленно убрать! Взял и убрал.

– А это что? Смотришь, что «это».

– Что за гадюшник вы здесь развели? Подошел, заглянул в гадюшник.

Не надо быть идиотом! Это вам любой старпом скажет. И главное, ничему не удивляться и всегда угол падения поддерживать равным углу отражения. Отскакивать должно, как от бронированного.

Есть еще такое хорошее слово: «Виноват!» Произносить его надо быстро, лихо, браво, с блеском, со звоном шпор. Все это врожденное, конечно, и прочим нелегко дается, и с годами оно только оттачивается, но главное – без передышки:

– Что это?

– Виноват!

– А это?!

– Виноват!

– А спички?

– Устраним!

– А окурки?

– Подберем!

– А мусор?

– Виноват!

Одного моего кореша в институт перевели. А там капразы ручные как голуби, с руки едят. Вызывает его начальник и говорит:

– Почему вы до сих пор не в отпуске? А тот с порога:

– Виноват!!!

И у начальника сразу разрывается причинно-следственная связь, и он замирает.

Чувство вахты в себе нужно воспитывать.

Воспитание чувства вахты на конкретных примерах.

Вахта – это особый вид дежурства, доведенный до искусства быть незамеченным. В идеале ты должен уметь таять в воздухе.

Вот стоял я, будучи уже каптри, дежурным по камбузу. (Там, правда, максимум каплея нужно было поставить, но никого не нашли и поставили меня. Мы тогда на ПКЗ питались.) Уж смена близится, а сменщика все нет. И стою я на верхней палубе и жду, и тут начпо наш появляется. Пришел камбуз проверять. А я уже без белого халата, все с себя снял и к смене приготовился.

Начпо меня спрашивает:

– Дежурного не видели?

– Нет, – говорю я ему, – не видел, но он где-то здесь шляется.

– Черт знает что, – говорит начпо, – где же он?

– Да здесь где-нибудь ходит, наверное, – говорю ему я, – хотите вместе поищем?

Прошлись мы с ним вместе, поискали по всем помещениям, он впереди, я сзади, – ни одной живой заразы. Я старую вахту отпустил, а новая еще не подошла.

– Черт знает что, – сказал начпо.

И я с ним согласился. Действительно, черт знает что.

– Ну ладно, – сказал начпо и ушел, и тут я смотрю: смена моя не спеша колдубасит.

– Эй, многоножка, – говорю я ей, – семени присосками, а то меня сейчас снимут, и смениться не успею.

Главное – доложить вовремя. Думать при этом совершенно не обязательно. Слова должны сами выстраиваться в одну шеренгу и косить налево, а ты следишь только, чтоб без запинки и чтоб равнение было в затылочек и по диагонали. Причем мозг от этого дела нужно отключить. Мозг на службе должен отдыхать.

А есть и интимные случаи.

Каким правилом в этом случае пользуются? Правилом правой руки; ладонь ко лбу – увидел, торцом к уху – услышал, ко рту приложил – доложил.

Не надо считать, что от твоего появления на этом свете что-то изменится, пагубное влияние какое-нибудь рассеется, разрушится что-нибудь или что-нибудь образуется, повернется вспять. На первых порах точно, какая-то возня наблюдается, а потом все затянется, разгладится, как круги по воде.

И потом я заметил, если ты ничего не делаешь или, наоборот, пыхтишь изо всех сил, то временная разница – пять минут.

Если дело – дело, оно и само сделается, а если не дело, то его и делать нечего.

Время от времени приходится что-нибудь доставать. При этом ваше начальство всегда должно быть в курсе возникших сложностей. Помочь оно, естественно, не может, но оно может отследить ваши героические усилия.

Начальство развращается, если вы все делаете молча, стиснув зубы, оно начинает считать, что все в этом мире легко и просто. Это вредные мысли, и от них начальство лучше беречь.

И даже если у вас все получилось с ходу, все равно дистанционно доложите, что этого – нет, того – нет, а это вот – на подходе, и обязательно бодро спросите разрешения ждать до упора, умереть, но достать, лечь у двери и не встать, подохнуть, но сделать.

Начальство вам это разрешит. Отдавать за что-нибудь концы у нас принято, И потом, сколько радости на лице у начальника, если под вечер вы все-таки что-то привезли.

Оно в совпадении: склад открыт, складчик на месте, накладные есть, люди есть, машина есть. От такого счастья можно рехнуться.

Но что главное в этом счастье? Главное – машина. И не надо считать, что если в тылу вам выписали машину, то она у вас уже есть. Ее еще получить надо. Это сначала, по молодости, я бегал, искал диспетчера, потом водителя, потом колеса, аккумулятор, потом опять водителя, бензин и пропуск, а потом, ближе к старости, я приходил, хлопался в гараже на табурет и говорил: