Паула Уолл - Последнее слово за мной

Если бы Бог снисходил до разговоров с людьми, он делал бы это как Левон Севье. Невозможно было поверить, что такой густой, глубокий голос исходит из столь тщедушного, несовершенного тела.

— Жил-был когда-то молодой скульптор, который терпеть не мог женщин, — начал Левон. — Он ненавидел саму женскую природу и решил никогда не жениться.

Кайенн скрестила руки на груди.

— Его ставило в тупик, что другие мужчины настолько одержимы этими непостоянными созданиями. И вот он задумал изваять статую, которая посрамила бы реальных женщин и показала миру их слабости и недостатки. Скульптор трудился не покладая рук, днями и ночами, не упуская из виду ни малейшей черточки. Дуги бровей, изгибы бедер, безмятежное выражение лица. Он вливал в статую все свои силы, наделяя ее такой безупречной красотой, что не верилось, будто она выточена из камня. Когда работа была закончена, скульптора постиг тяжкий рок. Создатель влюбился: глубоко, страстно и навсегда, — в свое собственное творение. Но когда он поцеловал ее изящно очерченные губы, она не шелохнулась. Он прижимался щекой к ее груди, но девушка оставалась холодна как камень. Не случалось еще на свете более безответной любви. Не было человека несчастнее его. Он любил женщину, которая не могла ответить ему взаимностью.

Кайенн подалась назад.

— Вот дурак, — сказала она. — Этот скульптор просто круглый дурачина.

— Почему же это?

— Любовь — это не то, как люди выглядят. Это то, что они чувствуют. В темноте.

Она потянулась через столик к Левону. Ее янтарные глаза приковывали его так крепко, будто она держала его голову обеими руками.

— А вы что чувствуете в темноте, мистер Севье?

Левон, которому никогда не приходилось лезть за словом в карман, на этот раз лишился дара речи.

С того вечера Левон по-прежнему сидел за столиком с открытой книгой, но все его внимание было устремлено на Кайенн Мерривезер. Рядом с ней вечно крутилась маленькая белая девчонка с длинными черными волосами. Кайенн обращалась с ней как с дочкой и постоянно давала мелкие поручения: то протереть столы, то помыть стаканы. Когда посетителей было немного, она ставила девочку на деревянный ящик у плиты и учила готовить.

— Миску надо держать одной рукой, — ласково объясняла Кайенн, взяв Дикси за руку и показав, как обхватить большую деревянную миску, — а помешивать другой.

— У вас очень вкусный хлеб, — торопливо сказал Левон, заметив, что они поймали его взгляд.

— Секрет хорошего хлеба в том, — сказала Кайенн, забирая у него пустую тарелку, — чтобы тесто было гладким, а жир для выпечки — горячим.

И она произнесла это таким тоном, что лицо Левона вспыхнуло.

Левона поражало, что Кайенн знает всех до единого посетителей по именам и держит все заказы в голове, не записывая. Его изумляло, как ловко она скользит между столиков с полными руками тарелок, легкая, как танцовщица. Его восхищал ее язычок, острый как бритва.

Левон видел то, чего не видели другие мужчины, ослепленные страстью к ней. Кайенн Мерривезер в заляпанном соусом фартуке и повязанной вокруг головы красной бандане держалась, как королева.

Каждый понедельник, вечером, протерев все столы и повесив на двери табличку «закрыто», Кайенн садилась за столик для пикников напротив Левона. Всю неделю перед этим он штудировал историю, которую собирался ей рассказать. Она слушала с детским восторгом, а потом отвечала с мудростью взрослой женщины. Он не уставал удивляться, как ей удавалось разглядеть в каждой истории то, что ускользало от его внимания.

— Поутру на земле будет иней, — сказала она однажды вечером, когда они наблюдали за баржей с песком, проплывавшей мимо по реке.

— Да, — согласился он.

В воздухе чувствовалось приближение холодов.

— Мистер Севье, я стала бы вам хорошей женой.

Его молчание заставило ее продолжить.

— Я знаю, я необразованна.

— Дело не в этом.

— К тому же, я не ангел.

— Я никогда и не собирался жениться на ангеле, мисс Мерривезер.

Левон помнил, как смотрят на нее другие мужчины.

— Будете ли вы счастливы с таким…

Он избегал ее взгляда.

— …с таким, как я?

— Мистер Севье, ни с кем другим я счастлива не буду.

Левон протянул руку через стол, пока кончики его пальцев не встретились с ее пальцами. Это было первое их соприкосновения, и от волнения оба задрожали.

Матери и сестре Левона хватило одного взгляда на Кайенн, чтобы вынести ей вердикт. Муж сестры замечтался, и женушка наградила его подзатыльником.

— Сынок, — промолвила миссис Севье, сжав губы так, что они превратились в тоненькую ниточку. — Я растила тебя не для того, чтобы ты женился на всяком отребье.

Семейство Севье сидело за привычным для Левона столиком для пикников у реки. Жаркое давно остыло. Прямая, как палка, и одетая будто на похороны миссис Севье была недовольна буквально всем. Ее внук потянулся за картофелиной, и она шлепнула его по руке.

Кайенн и Буш Хог наблюдали за происходящим, стоя у мангала. Вынув из кастрюли с соусом специальную щетку, Буш смазал жарящиеся на решетке ребрышки. Повалил ароматный, пахнущий перцем пар, а на раскаленные угли брызнул сок.

— Если они задерут носы еще хоть чуть-чуть повыше, — заметил он, — то им придется смотреть назад, а не вперед.

Вытерев руки о фартук, Кайенн направилась к семье Левона, положила на стол большой бежевый конверт и подтолкнула его к миссис Севье.

— Здесь бумаги о состоянии моих дел, — сказала Кайенн. — Я владею половиной этого заведения. И половиной здания, в котором оно расположено. И половиной земли от вон той дороги до реки. Видите те три дома? Они мои, я их сдаю. Попался один жилец-жмот, но он скоро съезжает. А видите вон тот маленький домик?

Севье проследили за указующим жестом Кайенн и увидели симпатичный белый домик, стоящий наособицу, аккуратненький, с красной геранью на крыльце и персиковым садом.

— Это мой дом, — сказала Кайенн, ткнув пальцем себе в грудь. — Он мой по закону, и я держу его в чистоте и порядке.

Свояк Левона принялся перебирать бумаги, глазки его бегали туда-сюда. Он был юристом, а потому иногда плутовал, но сейчас он точно знал, на что стоит обратить внимание.

— А кто такая Шарлотта Белл? — поинтересовался он, не поднимая глаз.

— Мы с ней партнеры, в равных долях. Она вкладывает деньги, я — свой труд.

— А эта Шарлотта Белл… она белая?

Кайенн кивнула.

— С чего бы белой женщине заключать сделку с такими, как ты?

— Я настоящая волшебница по части денег. Дайте мне десять центов, — Кайенн потерла пальцы друг о друга, — и я превращу их в доллар.

Свояк Левона изучил каждую бумажку вдоль и поперек, а закончив, перечитал все с начала. И лишь потом, подняв взгляд на миссис Севье, кивнул.