Вячеслав Пьецух - Искусство существования (сборник)

– Сущая правда! Я все пил: тормозную жидкость пил, политуру пробовал, самогон из мухоморов – это дай сюда, даже мебельный лак употреблял, а вот кровь с молоком не пил.

– Зачем же ты, спрашивается, занимался такой отравой?

– Чтобы о смерти не думать, когда на «Столичную» денег нет. Ну совсем меня замучили, так сказать, гробовые мысли на склоне лет!

– Вообще думать надо меньше. Вот ответь: ты часто задумываешься о том, что Земля безостановочно несется по кругу со скоростью двадцать четыре километра в секунду, и ты вместе с ней безостановочно мчишься во мраке Вселенной невесть куда?

– Никогда не задумываюсь…

– То-то и оно! А ведь это тоже жутко: ты полагаешь, что сидишь на любимом стуле и пьешь чай с лимоном, а это, оказывается, во-вторых; во-первых, ты со скоростью двадцать четыре километра в секунду мчишься во мраке Вселенной невесть куда. То же самое и о смерти не надо думать, потому что это тоже жутко, – сиди себе и пей чай с лимоном, иначе закончишь свои дни в известном заведении на улице Матросская Тишина.

Кстати, и о собаках как о чрезвычайно важном элементе человеческой жизни, и в связи с тем многозначительным обстоятельством, что этих животных на земле немногим меньше, чем людей, и гораздо больше, чем лошадей.

Хотелось бы выяснить, почему? Сдается, потому они так расплодились, что человеку без собаки в той или иной степени не житье. Лошадь существо полезное, но дура, корова дает молоко, но с ней невозможно поговорить, кошка давно мышей не ловит и эгоцентрична, как осьминог, свинья, она и есть свинья, а собаки – это младшие люди, мыслящие и благородные, способные даже посочувствовать по-человечески, если пришла беда.

К сожалению, не всем это известно, но вообще нет на свете такого императива, который был бы известен всем. Бывало, мать-покойница (царствие ей небесное) скажет:

– Вон ты своей собаке какие дорогие лекарства покупаешь, а родной матери только пирамидон.

– Мам! – бывало, ответишь ей. – Собаки – такие же люди, только лучше.

На это родительнице нечего возразить; может быть, ей вдруг припомнится отцовская овчарка Джек, вывезенная по репарациям из Германии, необычайно тонкое существо; когда меня ставили в угол за какую-нибудь детскую шалость, пес потихоньку таскал мне в угол баранки, которые он артистически умыкал с обеденного стола.

Правда, многие сетуют на то, что собаки не говорят. Это заблуждение – говорят, только они говорят интонационно, не с утра до вечера и всегда то, что думают, напрямки. Собака хнычет, когда у нее что-нибудь болит, деликатно молчит, уткнув морду в лапы, если хозяин задумался и молчит, и всегда поймешь по интонации ее лая, что именно она в каждом конкретном случае говорит. Залает на один манер (это когда ты только заворачиваешь в свой переулок) – значит «Здравствуй, хозяин, как я рада, что ты пришел!» Залает на другой манер, почуяв чужого за километр, – «Лучше иди отсюда, а то, не приведи господи, укушу!» Иной раз выпьешь лишнего, а она: «Опять нализался, такой-сякой!»

Вот была у меня собака Кити, добродушнейшая самочка из ротвейлеров (она, впрочем, не знала, что она ротвейлер), разумнее которой трудно было вообразить. Она понимала команды на трех европейских языках, подвывала вторым голосом, когда у нас бывали застолья с песнями под гитару, очень любила лечиться и всегда благодарила за укол, из какого-то детского любопытства виртуозно вскрывала мобильные телефоны и разворачивала конфетные фантики, охраняла от ворон лакомую провизию, если застолье случалось на лоне природы, и несколько раз на дню спрашивала глазами: «Не нужно ли еще как-нибудь услужить?»

То есть собака остро насущна в жизни человека по следующим причинам: это самое благовоспитанное и неукоснительно порядочное из всех живых существ, которые водятся в вашем доме; она снимает боль одиночества; заведя щенка, вы исполняете завет предков насчет нерушимости союза собаки и кроманьонца, которому примерно семьдесят тысяч лет; собака воспитывает благоговение перед жизнью вообще, потому что из-за нее начинаешь подозревать чувственность у мышей; собака укрепляет в человеке гордое чувство самоуважения, поскольку он, оказывается, такой кудесник, что ему ничего не стоит воспитать верного друга из такого же беспощадного зверя, как крокодил; собака развивает в нас благородное изумление перед загадками природы, ибо даже зайца можно научить спички зажигать, как утверждает Чехов, но нельзя приручить жену.

Существует целый набор хитростей, которые помогают скрасить годы супружества, или, точнее выразиться (с опаской, однако, обидеть лучшую половину человечества), – скоротать. Например, если жена слишком уж на тебя осерчает и станет нудно ругаться за какое-нибудь мелкое мужское преступление (положим, ты потерял месячный проездной билет на метро), самое разумное – это заткнуть ей рот продолжительным поцелуем, чтобы у обоих аж дыхание прервалось.

Но вообще жена – это едва ли не центральная проблема существования, которую можно решить, а можно и не решить. Вся штука в том, что мы с ними ужасно разные, то есть такие разные, точно мужчины какого-нибудь гималайского происхождения, а женщин к нам заслали из галактики Большие Магеллановы Облака. Вроде бы и мужчина – человек, и женщина – человек, но мы, допустим, любим рыбалку, они – с подружками покалякать, они лишний раз мухи не обидят, мы чуть что засучиваем рукава, они выходят замуж преимущественно по расчету, мы же женимся главным образом по любви.

Поэтому умные люди норовят обзавестись семьей поздно, на излете молодости, когда человека видать насквозь, и так, чтобы избранница была моложе хотя бы на десять лет. Такая разница в годах выгодна, в частности, потому, что жена до скончания века будет чувствовать в муже старшего брата, ежели не отца, и еще потому насущна, что в шестьдесят лет женщина уже никуда не годится, а мужчина еще ходок .

Конечно, любовь – феномен, причем злокозненный, и сглупу можно жениться первокурсником, на пожилой аферистке, дурочке, просто ровеснице с незаконченным средним образованием, которая так до самой смерти и останется ровесницей с незаконченным средним образованием, потому что женщины не растут, на холодной провинциалке, бесприданнице, неврастеничке – но это рок. Однако же не из тех предначертаний и разновидностей фатума, от которых нельзя оправиться, потому что ты волен жениться и во второй раз, и в третий, и в десятый, да вот только смысла нет, потому что лучше все равно не будет, а будет примерно как в прошлый раз.

Тогда, может быть, лучше всего вообще не жениться, а искусно существовать в одиночку, по завету Александра Сергеевича Пушкина, несчастнейшего из мужей: «Ты царь, живи один».