Борис Екимов - На хуторе

Слева, вдоль поместья шумливой Грипы, кишкой протянулось бабы Полино жилье – мазанка. Лепилась она не в один раз: сначала комнатка, потом другая, чулан, сараи, а там – плечом к плечу – прислонялись друг за другом курник, дровник, козий катух, а за ним базок. Стены у мазанки были невысоки – в малый человеческий рост – и везде одинаковы, а вот по крыше всякий бы угадал, где чья. Жилье и чулан стояли под добрым шифером; сараи да курник под старым железом; все остальное обходилось горбылем, рубероидом; баз, как и положено ему, божьим промыслом да какой-то хурдой-мурдой.

Причудное это, по нынешним временам, строение занимало лишь узкую полоску земли. Поодаль от забора, напротив окошка, подпирал небо высоченный тополь-раина. Он был так могуч и высок, что издали бабы Полино жилье у его подножия казалось кротовиной.

Вот и все, что могло привлечь чужой взгляд: могучая раина да малая мазанка. Далее же, вглубь, до самого низу, просторно лежал огород с немногими деревьями вдоль забора, с кустами крыжовника, смородины да малины. Большую часть огорода занимала картошка. Она еще не взошла.

Баба Поля размышляла довольная: «Прямо к сроку я угодила. Как метила под дожди. Теперь пойдет картошечка».

Со своего поместья окликнула ее молодая соседка Люба:

– Поднялась, что ли, тетя Поля?

– Оклемалась, слава богу.

– А я Нинке приказываю: бабуню Полюшу проведай, погляди, поспрошай, може, чего надо ей.

– Спаси Христос, Люба. Она и вчера, и тот день меня проведывала. Молока мне из магазина принесла, хлеба, спаси Христос…

– Надо бы тебе, тетя Поля, все же операцию сделать. Делают же люди.

Баба Поля взглянула на соседку, молодую, с сильным телом под стареньким платьицем, и вздохнула.

– Это вам лечиться. А нас Бог пристроит не так, так эдак.

– А вот Андронов из проулка, тоже не молодой, а сделал. И хорошо. Прям не нахвалится.

– Да, може, и надо, – нерешительно ответила баба Поля. Это кабы знатье… Она если бы беспрерывно болела, тогда бы конечно. А то вот целую зиму хранил Господь, не жаловалась…

– Все от работы. Картошку сажала и надорвалась…

– От работы, от чего же еще… А куда от нее денешься? Землю не бросишь.

– Конечно. Мы вот молодые да вдвоем копали, и то Василий вчера кряхтит, матится… С картошкой, говорит, с твоей… Ну, побегу, на работу надо сбираться. А тебе, тетя Поля, чего нужно будет, Нинку шумни, я ей накажу. Да она сама прибегет.

– Спаси Христос, – ответила баба Поля.

И тут от второго соседства послышался резкий Грипин голос:

– Полюша! Поднял, что ль, Господь?! Здорово ночевала?

– Слава богу. Вишь, хожу, прядать не прядаю, а ноги держат.

– Оздоровела, значит…

– Оздоравливаю.

Городьба, что разделяла подворья бабы Поли и Грипы, имела перелаз, сделанный по-старинному, по-казачьи: низкая скамеечка поперек. Но шли годы, и хоть перелаз на месте, по-доброму содержался, зато баба Поля и Грипа свое отпрыгали и отлазили. И теперь ходили друг к другу по ровной земле, в ворота, а у перелаза встречались для бесед. Полюша даже присаживалась на нем вроде на лавочку. Короткая и толстая Грипа, словно кубырь на колесах, предпочитала стоять. Столбушки могли ее подвести. К тому же, боевой характер Грипе сидеть не велел. При разговоре должна была она лицо в лицо человеку глядеть да языку помогать руками и всем телом. А сидючи такое не управишь.

– Я же тебе говорила, я тебя упреждала, – принялась читать Грипа. – Мы с тобой люди старые, из своих годов выжили, могуты у нас нет. Да такая у тебя болезня, а ты себя не берегешь…

– Что ж теперь, – вздохнула баба Поля, – все кинуть, пускай бурьяном порастает?

– Жадать нечего. Мне вон ребята вскопали за десятку, провались она… И не клята, не мята.

– Мне за десятку не схотели, пятнадцать требовали.

– А ты – горькая сиротина – ее не имеешь? – подбоченилась Грипа.

– Тебе хорошо говорить, такую пенсию получаешь, А я – без рубля тридцать. Значит, боле половины отдай.

– Не беднись. Марея тебя не оставляет, и сын помогает.

Дочь Мария и вправду присылала каждый месяц десятку, сын от случая к случаю, по годовым праздникам, – на конфеты.

– И-и, помощники, – отмахнулась баба Поля. – Маруське носков да варежков не успеваю вязать, с севером с ихним. На этих помогальщиков больше денег уходит. То сальца им пошлешь, то рыбки, посолонцевать им охота. Иде же ее возьмешь, денежку?

– Поройся и найдешь.

– Дюже часто рыться приходится. Твои рядом, какая беда – то сын тебе помогает, то зятья. А мне одна песня – поллитру готовь. Колонка разорилась – поллитру. Свет надысь не горел – опять в магазин беги. У погреба крышку новую сделали – две поллитры. Не настатишься денежки.

– Из сундука вынь…

– Ну да, из смертных буду брать. Завтра помру, и хоронить не на что.

– Государство схоронит.

По правде говоря, баба Полюша наскребла бы эти пятнадцать рублей, что ребята из техучилища за копку земли просили. Не от жиру, но наскребла бы. Она уже совсем было на это решилась, увидев, как у соседки копальщики орудуют, ходко и вроде по совести. Но все же потом раздумала: как-никак, а всю жизнь и не по столько земли поднимала. Поможет Бог и теперь. Как-нибудь, потихоньку да полегоньку, с отдыхом. Зато своею рукою, по-хорошему. Все же картошка будет расти. Картошка. Без любой другой гусиной еды как-нибудь прожить можно. А без картошки и погреб пустой, и на столе поглядеть не на что. Особенно в стариковской, не больно роскошной жизни.

А к пятнадцати рублям (их уже сбереженными баба Поля считала) пятерку можно добавить да навозу машину купить. Второй год земля без навозу ходит.

Все вышло по решенному. Картошку баба Поля посадила, но болезнь свое взяла. И целую неделю старая маялась, пластом лежала да ползком ползала. И нынче лишь первый раз по-хорошему на свет объявилась. А не время, ох не время было вылеживать. Колесо-то пошло крутиться по-летнему: мазать надо и белить, деревья обкапывать, пора и гряды делать – да что припевать, весенним делам и Бог счету не ведает.

– Ладно, – вздохнула баба Полюша, – чего опосля воду лить.

– Жадай, жадай, до поры все это.

– А живем не до поры? До нее и живем. Пойду, еще не завтракала.

– Гля! – громким шепотом сказала Грипа. – Гость к тебе идет. Покупатель…

Баба Поля оглянулась: в калитку вошел и осматривался, ища хозяйку, мужчина.

Грипу от перелаза ветром сдуло. Когда баба Поля вернулась во двор и гостя встретила, в калитку уже вплывала ее досужая товарка, даже платок успела чистый надеть, и теперь, войдя во двор, поклонилась, поздоровалась.

– Слава богу, слава богу, – ответила ей с усмешкой баба Поля и подумала: «Без тебя-то и вода не освятится».

Так, все втроем, и уселись возле тополя, на лавочке. Гость был человеком не чужим. В этом же ауле он жил, на соседней улице, и пришел уже в другой раз, с торгом.