Юлия Зеленина - КС. Дневник одиночества

Запив чаем сладкое варенье, папа набрал в легкие воздуха и отчитался:

– Марина, она… Нормально все. У нее. Хорошо. Работает и…

– Вы встречаетесь? – прервала я блеянье папы.

Отец снова вздрогнул. Бровки его сложились домиком. Он совсем растерялся.

– Чего ты боишься, папа? Просто скажи! Мне не безразлично, что происходит в твоей жизни, – произнесла я зловеще, смакуя отцовское напряжение.

«Я могла бы быть психологом», – пронеслось в моей голове. Я сканировала папино состояние, и мне даже казалось, читала его мысли. Душонка его трепетала в субтильном дряхлеющем теле, будто я, угрожая страшными пытками, выведывала военную тайну у партизана Ивана!

– У вас все в ажуре? Лямур? – не унималась я.

– Да, все как бы… идет…

– Куда?

Папа совсем отчаялся, не зная, как ответить на вопрос.

– Куда идет? К свадьбе?

– Я ведь женат на твоей матери, а она не даст мне развода, – сознался папа и уставился в кружку.

– Вы с матерью говорили по поводу развода? Папа кивнул.

– Во время моей болезни?

Иван Павлович смотрел на меня с мольбой прекратить допрос, но я должна была знать всю правду! Я должна была знать! Ведь от этого зависело многое: мои горизонты, моя судьба, мое счастье!

– То есть пока я билась в конвульсиях, вы с матерью занимались собой! – вывела я.

Папа вдохновенно оправдывался, разъяснив, что о разводе он просил мать в тот роковой день, когда я слегла.

– Я не могу жить рядом с чудовищем. Я мерзну рядом с ней. Она отравляет мою жизнь! – разоткровенничался отец.

Видимо, Голубева вселила в него уверенность, и проблески геройства пробивались сквозь мягкотелость стареющего преподавателя. Иван Павлович деликатно попросил оставить разговор о нашей беспутной мамаше и переключился на меня.

– Скажи мне, дочь, почему у тебя нет подруг? – заинтересованно вопрошал он.

– Потому что в них нет необходимости. Мне от них ничего не нужно.

– Что значит «ничего не нужно»?

– То и значит! Человеческие отношения – это набор взаимоуслуг! В том числе и дружба!

Папа озадачился моей философией и налил себе еще полную кружку чая, вероятно подозревая, что разговор будет долгим.

– Для чего нужны друзья, – продолжала я размышлять.

– Чтобы пожаловаться на дырявую жизнь… чтобы обратиться за помощью в той или иной ситуации… Но ведь это небескорыстно! Человек, оказавший услугу, ждет отдачи. А значит – это товарооборот.

Ивану Павловичу нечего было возразить. Я видела, что он не согласен, но вот только бить мою карту ему было нечем!

– А как же любовь? – спросил он растерянно.

– Любовь – тоже взаимодействие. Я хочу заполучить человека в свою жизнь для определенных целей: секс, благосостояние, общение…

– А просто любить ты не можешь? – Своим вопросом папа выбил меня из колеи.

«Просто любить» – как это? Мы любим за что-то… За достоинства… за удобство совместного пребывания… Вопрос папы был неправильный и неудобный. Но я не подала виду что Иван Павлович загнал меня в тупик, и тактично выкрутилась:

– Мы говорили о друзьях, папа. Так вот, я не нуждаюсь в них! Чтобы плакаться – у меня есть ты.

– Я тоже часть товарооборота… Судя по твоим размышлениям.

– Конечно, – торжествовала я, высоко подняв кружку чая, словно бокал. – Я же сказала: абсолютно все человеческие отношения строятся на взаимодействии. Мы обращаемся к людям в том случае, если нам от них что-то нужно!

Мысли в отцовской голове громко скрипели, а я сдерживала смех. Мозг папы завис, как устарелый компьютер.

– И все-таки подруги нужны! – возродился папа из пепла мыслей, словно птица Феникс. – Я подумал, что может вам с Маришей…

– Нет, папа! – отрезала я.

Теперь была моя очередь нервно поглощать варенье.

– Просто послушай меня, – осторожно пристраивался Иван Павлович. – Тебе было нелегко… и с мамой, и без нее… Но должно быть общение, нормальное человеческое…

– Мне достаточно общения, папа! – возмущалась я. – Мне проще общаться с мужчинами! С тобой у нас много общих тем!

– Я говорю о сверстниках… Тебя надо больше общаться с людьми твоего возраста. Марина готова с тобой дружить и считает…

– Вы обсуждаете меня с Голубевой? Папа?! – Моему возмущению не было предела. – Я запрещаю тебе, слышишь? Запрещаю обсуждать мою жизнь с ней!

Я выбежала из кухни и скрылась в своей комнате.

На листочке из блокнота я написала:

Мои рубежи.

Тихонечко на цыпочках бреду к черте, которая разделяет мое прошлое и будущее…

Мне неуютно.

Ноги скользят и предательски подгибаются…

Это передвижение по пустоте – мое НАСТОЯЩЕЕ…

Я запуталась в тугой клубок из мыслей и ощущений.

Мне не нравится мое состояние, но я вынуждена скользить дальше на полусогнутых ногах, пока не выберу правильное направление.

Мало что радовало, я испытывала дефицит положительных эмоций. А когда на душе кошки скребут, нужно какое-нибудь событие яркое и оживляющее! Слава Богу, когда есть в жизни доза позитива, которая временно отвлекает тебя от тягостных и черных мыслей. Я позвонила Эдуарду. Его родной голос согревал меня теплом, я мечтала о встрече, но это было невозможно – он находился в командировке. Мой принц обещал мне обозначиться в моей жизни по возращении.

Отчаянье превратило мой дом в тюрьму. Я несколько дней не выходила из комнаты, ощущая себя монахом в келье. Свое состояние я выплеснула на бумаге, написав красивым почерком:

Затворничество.

Умышленное.

Я лишаю себя свободы, потому что чувствую остановку…

Я надеюсь – это просто пауза… временная…

Я передохну, и буду двигаться дальше…

Да будет так!

Записку я запрятала в медведя и продолжила горевать над своей несовершенной судьбой. В дверь тихонько постучали.

Через мгновенье в комнате появилась голова папы и звонко произнесла:

– Тебе звонит Максим.

– Скажи, что меня больше нет, – загадочно произнесла я.

– Поговори с ним. Он все-таки твой начальник.

«Он мой любовник», – чуть не сорвалось с моего языка, но я сдержалась. Информация о том, что нас с Максом связывают сексуальные отношения, была лишней для папы. Уж очень не хотелось, чтобы он обсуждал мои любовные связи со своей драгоценной Маришей! Пришлось подойти к телефону.

– Как ты? – заботливо спросил Макс.

Из трубки исходило тепло и мне захотелось покинуть холодную крепость – квартиру. Я почувствовала жизнь за стенами моей добровольной тюрьмы.

– Забери меня отсюда, – сказала я по-детски плаксиво.

– Я сейчас подъеду, – обеспокоенно произнес голос из трубки.

Когда Макс прибыл, я уже ждала у подъезда на улице, кутаясь в пальто. Было зябко и пасмурно. «Погода моей души», – думала я, морщась.