Татьяна Соломатина - Кафедра А&Г

– А давайте выпьем кофе, Алексей Николаевич, – ожила студентка шестого курса Кручинина и первой обратилась к ректору медицинской академии Безымянному, нарушая субординацию: – У вас сыр есть?

– Российский, – отозвался он и подошёл к холодильнику, – я дорогих вонючек не люблю и у себя в белом друге не держу! – весело крикнул он из-за роскошной деревянной дверцы.

– Он у вас не белый а деревянный. – Девушка присела в кресло, стоящее у журнального столика. Вернее – села, подложив под себя ногу.

– Он сначала белый и только потом деревянный. – Шеф положил на стол сыр, нож и тарелку. И внимательно посмотрел на девушку, так вольготно расположившуюся в его кресле, да и вообще вписавшуюся в интерьер его кабинета как родная. – У тебя жутко толстые щиколотки, Кручинина, – сказал после паузы ректор медицинской академии и пошёл включать кофе-машину.

– А ты – страшный бабник, Безымянный. И гениальный прохвост, – ответила ему студентка шестого курса.

И оба они весело рассмеялись.

Позже – пили кофе, болтая в нём толстыми кусками сыра.

Ему не было так хорошо с тех самых пор, как он запускал в лужу кораблики. Вернее – с тех самых пор ему не было так свободно .

А ей – с того самого времени, когда ещё папа был всегда рядом. Спокойно .

Тот, кто свободен, всегда хуже владеет манипулятивными техниками, чем тот, кто спокоен.

– Слушай, Безымянный, все твои бабы всегда носили жемчуг. Я изучила вопрос.

– Весь? – Алексей Николаевич вытаращился с притворным ужасом.

– Я не имею в виду твоих множественных случайных половых партнёрш. А лишь только твоих баб. Есть очень существенная разница. Непреодолимая дистанция отделяет случайную тёлку от твоей бабы. Для любого мужчины так.

– Да ты большой специалист, как я погляжу!

– Зря смеёшься. Женщины, даже молодые и неопытные, куда лучше разбираются в вопросах взаимоотношения полов, чем мужчины. Для женщин, даже для тех самых несчастных случайных тёлок, не бывает не своего мужчины. Ты с ней спал – и значит, ты её. Для неё. Она с тобой спала – и она никто и ничто, и ни имени не вспомнить, ни фигуры, ни слов, ни во что была одета. Для тебя.

– А что, правда, что некоторые женщины ведут дневник, где…

– Не надо грязи, Безымянный. Мысли масштабнее. Ты же учёный, хочешь ты того или нет, считают так знающие тебя или не считают. Ты учёный, потому что ты умеешь мыслить. А ты умеешь. И мысли твои материализуются. Воплощаются в жизнь! – если вспомнить недавние лозунги. Материализованные, воплощённые мысли – счастье учёного, даже если он не понимает ни своего счастья, ни того, что он учёный. Но я сейчас не об этом. Сосредоточься. Все твои бабы носили жемчуг. Я изучила вопрос, повторюсь. Первая жена носила – на одном из замшелых стендов приклеено пожелтевшее фото какой-то кафедральной гульки. Рядом с тобой сидит дама. На шее у неё нитка жемчуга, в ушах – жемчужные серьги. Мимо нас – меня и стенда – как раз проходил бодрый старичок, и я спросила его, кто эта женщина рядом с тобой. «Первая жена Шефа», – ответил он.

– Чёрт! Надо давным-давно заставить этих кафедральных крыс обновить…

– Не волнуйся, никто не обращает внимания на такие мелочи, если он не заинтересован вопросом так, как была заинтересована я. И, к слову, этот старичок, кряхтя, стащил стенд со стены, после того как я ушла. Тебя не смущает, что я подглядывала из-за угла? Стащил и заорал: «Тоня! Обдери эту гадость и наклей новую, посвежее!» Остроумный дедуган.

– Да уж.

– Ну так вот. Твоя Ольга Андреева, о которой почему-то не очень любят вспоминать, но без неё не было бы твоих центров, насколько я понимаю, тоже носила на шее нитку жемчуга, а в ушах – жемчужные серьги. Твоя текущая жена…

– Последняя! – Шеф строго посмотрел на Лену Кручинину.

– Твоя последняя жена, – ровно продолжила та, – носит на шее нитку жемчуга, а в ушах – жемчужные серьги. И даже твоя профессор Наталья Степановна Ниязова – правая рука и личный учёный секретарь…

– Ой, ну хоть эту-то уже… Было-то всего пару раз, на полное безрыбье.

– Ты невнимательно слушал и совсем не мыслил. Выключи самца. Эта профессорша – твоя женщина, хочешь ты того или нет. Делать с этим ты волен всё, что тебе заблагорассудится, но от этого менее твоей эта женщина не становится. Ты разобьёшь – уже разбил – ей жизнь, но ты в этом не виноват. Любая из твоих женщин так сильно стукалась об тебя, что шансов не разбиться почти ни у одной не оставалось. Первая твоя жена сам знаешь где. Вторая… Прости, последняя – не более чем домашняя утварь. У Ольги Андреевой всё хорошо, насколько мне известно. Я не удивлю тебя, сообщив, что втёрлась к доверие к тому деду со стендом? Это был интересный эксперимент с достаточно трудно прогнозируемым исходом. Но у меня вышло. Может быть, потому, что Игорь Израилевич мне нравится. Как мне нравишься ты. Чем закончится для неё самой профессор Ниязова, мне известно заранее, это такие простые лейденские банки, что Эйнштейном быть не обязательно. На троих не очень-то счастливых твоих баб – одна закончила хорошо, хотя собиралась всё завершить иначе. Нет, не он проболтался. Но я умею анализировать. Я так ненавидела с самого детства всяческую мистику, что была вынуждена изучить вопрос в полностью доступном мне объёме. Но даже такового скудного объёма мне было достаточно, чтобы понять – никакой мистики не существует. Есть ясный ум, пара психологических простеньких фокусов и обаяние личности.

Алексей Николаевич молча слушал и, несомненно, был немало удивлён таким аналитическим талантом, таким текстом, который какая-то студентка, пусть даже и шестого курса, так непринуждённо выдавала ректору. Мало того, она так легко и просто ему «тыкала», как будто они были знакомы с рождения. И он, «тыкая» ей, не испытывал ни малейшей неловкости.

– И что из всего этого следует?

– Ничего особенного. Для понимания конструкции собственной шляпы с кроликом мне не хватает пары деталек. А именно: почему все твои бабы носили жемчуг?

– Понятия не имею.

– Ладно, попробую с другой стороны. Вспомни, откуда у них этот жемчуг. И, заметь, я даже не спрашиваю тебя, не ты ли им дарил этот жемчуг. Потому что знаю, что не ты.

– Ну, не такой уж я и жадный.

– Дело не в жадности или щедрости. Расскажи, откуда у них жемчуга, и я расскажу тебе, в чём дело.

– О чём бы ещё я мог говорить с молодой красивой женщиной поздним вечером, как только не о моих бабах, всегда носивших жемчуг!

– Не ёрничай, пожалуйста. Мы с тобой всё успеем. И даже больше, чем ты, Безымянный, можешь себе представить. Потому учёный – читай «мыслитель» – здесь и сегодня – я. Я помогу тебе создать то, о чём ты мечтаешь. О чём ты мечтаешь, я тебе тоже расскажу позже. А пока напрягись и вспомни.