Николай Гарин - Таежная богиня

Через полчаса небо начало быстро темнеть. На столбах жалобно заныли провода, а собаки стали торопливо рыть в снегу ямки и укладываться в них, сворачиваясь калачиками, подставляя спину усиливающейся поземке. И вдруг послышался гул самолета. Он вынырнул из начинающегося бурана бесстрашным буревестником, заложив крутой вираж, пошел на посадку.

Никита бежал, не чувствуя ног, к замерзшему озерку — местному аэродрому. Впереди его ждала интересная работа, размеренный порядок дня, бабушкины борщи и стряпня.

Подпрыгивая на снежных застругах и поднимая за собой белое облако, самолет сделал плавный разворот и замер, не выключая винта. В боку самолета появился черный проем, и из него прямо на снег полетели мешки, ящики и другие предметы. “А-а, грузовой, с боковыми сиденьями, как в вертолетах”, — определил Никита.

Закончив разгрузку, летчик попытался закрыть дверь, но подоспел Никита. Он швырнул в проем свою дорожную сумку и ввалился в самолет сам. Задыхаясь и вместе с тем безмерно радуясь невероятной удаче, Никита не сразу сообразил, что ему кричат чуть ли не в ухо и пытаются вытолкнуть из самолета обратно.

— Куда?! А ну вон из машины! — разобрал он наконец визгливый, но по-командирски крепкий женский голос. — Я что тебе сказала, урод?! Вон из машины, а то полетишь у меня!..

Никита увидел над собой молоденькую женщину с перекошенным от гнева лицом.

— Милая моя, — часто дыша и от души смеясь, прокричал в ответ Никита, — я так тебя ждал! Ближайший час я не проживу без тебя, птица ты моя четырехкрылая.

— Игорь! Игорь, мать твою! — девица кричала второму пилоту, который сидел в кабине и добавлял обороты винта. — Иди помоги мне вышвырнуть этого идиота!

Но из кабины никто не появлялся. Тогда женщина-летчик схватила Никитину сумку и выбросила вон из самолета. Увидев полет своих документов, денег, нового договора и, наконец, карты, Никита тут же выпрыгнул сам.

Подбирая сумку, он слышал, как мягко захлопнулась дверь, как окончательно взревел мотор и широченные металлические лыжи медленно заскользили по снегу. Вот тут и ударила шальная и безрассудная мысль. Подхватив сумку и забросив ее на плечо, Никита догнал медленно уплывающее самолетное крыло и, дотянувшись до каких-то выступающих на нем деталей, ухватился, подтянулся, забросил одну ногу, потом вторую, подтянулся еще и, намертво обняв крепеж крыла, зажмурил глаза. Никиту трясло, подбрасывало, сдувало с плоскости, из открытого окошка кабины ему кричали, грозили, материли, потом самолет остановился. Его стали стаскивать, уговаривать, показывать оружие, но он не сдавался. Под завывания мотора и ветра его все же оторвали от крыла и... забросили в самолет вместе с сумкой.

Окончательно Никита пришел в себя, когда его стало мягко покачивать и болтать.

— Эй ты, придурок! — донеслось из кабины пилотов. — Пристегнись, а то размажет, как... — он не разобрал как, но догадался.

Вначале, когда они взлетали, самолет отчаянно болтало и трясло, но постепенно полет выровнялся, лишние звуки стихли, и они полетели плавно и ровно. Прошло не меньше часа, когда самолет резко кинуло в сторону, точно его кто-то толкнул в бок. Никита легко оторвался от сиденья, перелетел поперек салона и врезался в другой борт.

— Слышь, ты, дундук! — звонко смеясь, прокричала пилотская кабинка. — Тебе же сказали — пристегнись!

Никита, морщась от боли, торопливо пристегнулся. И вновь толчок, гораздо сильнее предыдущего. Ремень больно врезался в живот, но удержал Никиту на месте. Круглые окошки потемнели, словно наступили сумерки. Потемнело и в салоне. Никита вглядывался в сплошную серость за бортом и никак не мог понять, как они летят в такой каше, да еще за рулем баба? То есть за штурвалом, поправил он себя.

Самолет снова швырнуло, и Никите показалось, что они полетели боком, причем с приличным ускорением. Изменился и звук мотора. В момент боковых ударов он то начинал тонко и жалобно сипеть, будто ему что-то пережимали, то вдруг взрывался ревом, и тогда самолет выравнивался и летел прямо. В салоне стало еще темнее. Никита уже с трудом различал стрелки на циферблате. Странно, но летели уже более двух часов, в то время как до Салехарда час лета! А при попутном ветре еще быстрее.

И вот тут самолет затрясло всерьез, как трясут копилку, проверяя наличие в ней монет. Никита не знал, за что ухватиться. Корпус самолета хрустел и скрипел. К этим звукам и завыванию непогоды за бортом добавились человеческие голоса, рвущиеся из кабинки. Там вовсю шла то ли разборка, то ли корректировка полета. Визгливое женское сопрано легко перекрывал фальцет второго пилота, Игоря. Никита уже давно жалел, что успел добежать и оказаться в этом самолете. Он ни за что не взялся бы утверждать, что они летят прямо. А самолет продолжало швырять то в одну, то в другую сторону, то вверх, то вниз. Никита потерял чувство времени, устал группироваться, напрягать пресс, чтобы ремень не так глубоко врезался. Тем не менее все его тело было в ушибах и ссадинах, лоб и затылок были разбиты, по лицу и за шиворот бежала кровь.

Из кабины пилотов донесся дикий визг. Потом самолет стало переворачивать на спину, и вскоре Никита, как тряпичная кукла, повис на ремне. Корпус самолета содрогнулся от чудовищного удара и начал разламываться. Смялся противоположный борт, лопнула обшивка, обнажая ребра-шпангоуты, а в образовавшийся проем врезалась, разрывая корпус, острая скала! “Откуда здесь скала, мы же летели над тундрой?!..” — это было последнее, о чем успел он подумать. Произошел взрыв, разорвавший остатки самолета, бросив их в пасть бурана.

...Огромные, черные тени скользили за Никитой неотрывно. Они то приближались, и тогда он чувствовал затылком их ледяное дыхание, то отставали, давая небольшую передышку. На улицах ни души, ни одного горящего окна. Город словно вымер.

Никита знал, что если свернуть в какой-нибудь двор или проулок, его обязательно догонят и схватят, схватят везде, кроме... Едва показалась церковная ограда, он побежал быстрее. Никита уже представлял, как нырнет в узкий лаз в заборе, проберется по рассыпающейся стене на второй этаж, заскочит в черный ход и спустится вниз до овальной дверцы, за которой столярная мастерская. А там есть где спрятаться, пусть ищут...

Пробираясь по черному ходу, Никита слышал, как хрипло огрызнулся на кого-то забор, как шумно посыпалась кирпичная крошка гнилой стены, как по-стариковски заворчали остатки половиц под тяжестью шагов, как испуганно захлопали крыльями сонные голуби под потолком...

Никита просунул в щель лезвие перочинного ножа, откинул внутренний крючок, и дверь распахнулась. Судя по звукам, преследователи уже спускались с чердака колокольни.