Татьяна Соломатина - Психоз

– Сашенька, вы чем-то расстроены? – галантно поинтересовался кавалер минут через пятнадцать обоюдного молчания.

– Ничем конкретным, Сергей Валентинович. Я – стройная здоровая блондинка, у меня две руки, две ноги, по моей вине не погибла ни одна божья тварь на этой планете. По крайней мере – млекопитающая. Я – образованная, у меня есть работа, и даже зубы все целы и свои. Почти все – два зуба мудрости не в счёт – они у людей, как известно, априори лишние. Я еду с красивым и явно небедным мужчиной за город, отдыхать. Я просто не могу быть расстроенной. Параметры «по умолчанию» налицо. Давайте будем считать, что я просто устала на службе. Полчаса времени, сто грамм чего-нибудь вроде хорошей текилы, вкусный ужин и прочие простые плотские радости – и я буду весела, как младенец, у которого не болит животик.

– И всё-таки что-то вас тревожит, Саша.

– Вам не надо этого знать.

– Саша, а можно я задам вам нетактичный вопрос?

– Валяйте.

– Сколько вам лет?

– Тридцать три. Вы ничего не указывали в своём объявлении насчёт возраста. А слово «молодая» нынче слишком широко трактуется.

– Если честно, я думал вам лет двадцать пять, не больше. И то потому что не могут двадцатилетние занимать должности начальников отделов.

– Сейчас все должности «начальственные». Из них действительно руководящих – очень малый процент. Уж вам-то не знать, как собственнику и генеральному директору весьма успешной фирмы. Мы же живём в эпоху обязательного психологического комфорта: назови девушку, отвечающую за корпоративный кофе и оборот бумажной корреспонденции, секретаршей – всё. Унижена. Оскорблена. Недооценена. И, как следствие, необратимые нарушения психики. Какая такая секретарша? Или, не дай господь, подавальщица? Она референт. Начальник отдела коммуникаций чашек с блюдцами. Менеджер картриджей и топ-менеджер корзины для бумаг. И вот ей уже хорошо, она ни к чему не стремится. Жизнь удалась: пусть у неё нет денег на новое пальто, зато есть визитка и, значит, она – личность! О том, что у Платонова не было ни модного дорогого пальто, ни визитки, она не знает. Кто такой Платонов? Дворник? Он был в Египте? Ах, он и вовсе никогда не выезжал за пределы этого Котлована?.. Простите, это во мне говорит образованная блондинка Александра Ларионова. И ей на самом деле ужасно муторно от соприкосновения с этим в очередной раз потерянным поколением горящих путёвок и ничего не значащих визиток… Сегодня тьма опутала нас

Отсюда и злость. Потому что жалеть психолог Ларионова не умеет. А злится Александра Ларионова ещё и потому, что сама, признаться честно, зарабатывает на скромное существование именно тем, что промывает мальчикам и девочкам мозги в нужную корпорациям сторону. Это несложно – они у них и так набекрень. Не у корпораций. И не у Ларионовой. Тем подлее то, что все мы вместе делаем с мальчиками и девочками. Сухая ветвь древа науки. Незнание не освобождает от ответственности поколение не умеющих думать и чувствовать. А уж знание умелых – грязное, гнусное, страшное преступление!.. Ну вот, мне только броневика не хватает! – Сашка рассмеялась. – Простите, Сергей. Распаляющая себя судьбами мира стройная блондинка – это очень смешно, понимаю. Просто она, блондинка, почему такая злая? Потому что у неё своего сада нет.

– Забавно. Хотя и несколько зло. Вы правы, Сашенька. Ну и пусть их…

«Ох! Как же мы опять в упор не заметили то, что слишком заметили. Да вы просто умница, дядя Серёжа! Это даже не психологическое айкидо. Это – Дао центризма! Мудрец с говном не разговаривает. Мудрец сосёт конфетку. Сейчас опять облизнёт…»

– Но всё-таки вы удивительно молодо выглядите.

– Оставьте. Тысячи женщин этого города прекрасно выглядят. Точнее – куда моложе своих лет. Потому что «прекрасно» и «моложе» – это отнюдь не всегда синонимы.

– Тридцать три, и вы… не замужем?

– Нет. Но была. Какой смысл в замужестве, если ты не за мужем, а сама по себе? Найду мужа, не боящегося жены за своей спиной, – буду за мужем. Но больше я никогда не буду замужем.

– Вы противница брака?

– Вы же умный человек, Сергей. А из моих акцентированных на предлогах и наречиях реплик сделали абсолютно противоположные выводы. Напротив – ярая сторонница брака. Точнее – семьи.

– У вас есть дети, Сашенька?

– Вы вчера заметили детей?

– Может быть, они с бывшим мужем. Или с вашей… мамой, например?

– Сергей Валентинович, вы интересуетесь моим анамнезом? С какой целью? Business-propose? Или, паче чаяния, предложение руки и сердца готовитесь сделать? Дела совместные нам с вами вести не пристало – слишком уж разные профессиональные сферы. Не говоря уже о ёмкостях карманов – в партнёры на этих фронтах мы не годимся. Ну разве могу предложить тренинг-семинар по повышению стрессоустойчивости бухгалтеров, сисадминов и менеджеров. Не то чтобы я сама была слишком устойчива к стрессу, но, знаете же, – тренер не обязан быть чемпионом. От него требуются другие качества. А уж если руки и сердца, то я даже и не знаю, что вам ответить… Ну, разве что: детей у меня нет.

Сергей Валентинович мило улыбнулся.

– А вы не боитесь, что потом будет уже поздно?

– Для чего?

– Для детей.

– А-а-а… Вы хотите сделать мне ребёнка?

– Сашенька, вы так прямолинейны!

– Иногда – это не самое плохое качество. А в нашем с вами случае – просто отменное. Причём – заметьте: я вам личных вопросов не задаю. И вашим матримониальным статусом не интересуюсь. И не потому, что я не любопытна. А потому что не хочу, чтобы вы врали ещё и по этому поводу. Поэтому пусть он будет – лёгкий флёр недосказанности, местами переходящий в свинцовый туман недоступности. Как только у вас в голове наступит полная ясность – я всегда к вашим услугам. Как минимум: услугам разговорного жанра. А сейчас пусть всё идёт как идёт. Осторожно. Как по льду средней прочности. Это не так опасно, как по тонкому, и не так азартно, как в стране вечных льдов. Вот и не надо искусственно утончать естественные преграды. Сами растают в своё время. Которое неизбежно наступит. Вопрос лишь в том – будем ли мы к тому моменту рядом. Если да – отлично. Если нет – отлично.

– То есть никакой разницы?

– Конечно. Вы верно уловили самую суть, Сергей. Если мы вместе к началу навигации, то и вода теплее, и плыть веселее. Если врозь – не всё ли равно каждому из нас, плывёт хоть кто-то ещё этой водой или уже утонул?

– Красиво.

– Скорее разумно. И в заключение скользкой для нас обоих темы: я не люблю детей, Сергей Валентинович. И вряд ли я буду любить хоть какого-нибудь конкретного ребёнка хоть когда-нибудь. Во всяком случае – лишь по факту того, что он извергнулся из моего лона. Заботиться – да. Кормить, поить, вовремя менять памперсы, выгуливать, оберегать, играть в развивающие и просто весёлые игры – да. Обеспечить портками и научить отличать выгребную яму от лазурного небосвода – по мере сил, возможностей и того, что прошито в геноме. Но любовь – это другое чувство. Это из вечности. Не из потребности продлить себя в пространстве времён, а именно из вечности. Которая не начинается – и не заканчивается.