Татьяна Соломатина - Психоз

Сашка кивнула. Кажется, она понимала, что Ефросинья Филипповна имеет в виду.

Тем временем на столе появились чашки, блюдца, вилки, ложечки, тарелочки и рюмочки.

– Это он! Дмитрий Югов. Митя, – Ефросинья Филипповна всунула Сашке в руки одну из фотографий. Крепкий, мускулистый, голый по пояс парень с твёрдыми, чётко вырезанными чертами лица, держал на вытянутой руке огромную щуку за жабры.

– Красивый, – промямлила всё ещё немного оглушённая Сашка, – хоть сейчас на «мистер Олимпия».

«А нечего было после почти бессонной ночи скакать по кладбищам, ресторанам и сто раз исхоженным достопримечательностям! Ты ещё упади тут, у старушки на кухне, мордой в салат – будешь знать!»

– Все мужчины рода Юговых красивые. Пращур наш, купец Югов, в 1748 году, при Елизавете Петровне Романовой, получил – дословно из летописей: «Право ловить зверей на пустых островах близ Камчатского побережья, с платежом одной трети дохода в казну». Так что характер у мужчин-Юговых самый что ни на есть зверский! С виду. Но нежный-нежный. Если зверя своей породы найдут, – продолжала говорить старушка, не требуя, слава богу, от Сашки взаимной беседы. – Заботливый, упрямец, – она не забрала у девушки фотографию, и та так и сидела с портретом неизвестного ей Югова в руках.

– Давайте, Александра, по рюмочке! За моего племянника! За знакомство пусть пошляки пьют!

Выпив, Ефросинья Филипповна совсем разболталась.

Родилась она в 1921 году – «как раз в столетний юбилей Александровского сада, Александра!» – в обломке семьи купцов, принявшем реалии эпохи и постаравшемся выжить и даже жить хорошо. «Увы, не всем удалось и часть обломков обломка… Иных уж не было, а те были далече, к тому моменту, как я стала женщиной… Но если я сейчас буду рассказывать об этом, то нам и ночи не хватит. Как-нибудь потом…» Всё детство, юность и молодость её пришлись… «На то, Александра, на что пришлись». В сороковом году она вышла замуж – «мы просто стали жить вместе, и всё. Ни по церковным, ни по гражданским законам – не венчаны, не записаны» – и родила сына. А потом наступил сорок первый. Муж Ефросиньи Филипповны с войны не вернулся. И замуж она больше не вышла. «Никогда с мужчиной под одной крышей не жила!»

– Не потому, что женихов не было. На мою красоту даже тогда, в условиях жесточайшего дефицита мужчин, охотники были! И я, не скрою, женщина была до любви охочая. Но чтобы вместе? Надолго? Нет. Я – из редкой породы однолюбов. И я – уже любила. И меня любили. А любовь – никуда не девается. Физиологию можно пережить. Любовь – никогда. Просто моя встреча с мужем всё ещё отсрочена. Вы верите в жизнь после смерти, Александра?

– Не знаю. Иногда мне кажется, что я верю в жизнь до жизни. Верой это назвать сложно. Так… Игры разума.

– «После смерти» или «до жизни» – это только слова. Если любишь того, кто любит тебя, – встреча неизбежна. Вы вместе навсегда. Даже если один из вас вышел за хлебом. Или погиб. Все остальные – не любившие и не любимые – просто жалкие неудачники! – зло фыркнула Ефросинья Филипповна.

Сашка промолчала. Старость нужно уважать в любом случае. Особенно, когда старости почти восемьдесят и позади долгая жизнь. Не рассказывать же ей, что она, Сашка, как раз из этих «жалких неудачников».

– Я закончила исторический факультет университета и всю жизнь преподавала историю в самой обычной средней школе самым обычным средним лоботрясам. Мой сын погиб в возрасте сорока шести лет. Во время ликвидации аварии на одной проклятой АЭС. [9]Его жена ещё раз вышла замуж. Скоропалительно. За давно имеющегося любовника. И уехала с ним в Америку. Ни она, ни внучка со мной не общаются. Перед отъездом моя невестка умудрилась продать мою квартиру – всё, что у меня осталось от ещё – вы подумайте, Александра, – родителей! Урезанное, не однажды отнятое, сто раз переделенное, но в историческом центре города – в этот раз было утрачено навсегда. Врать не буду, кажется, я подписывала какие-то бумаги, но была тогда настолько в невменяемом состоянии, что такого удара от женщины, прожившей со мной бок о бок много лет, не ожидала. Если бы не Митя… – Ефросинья Филипповна промокнула глаза салфеткой. – Меня не бросил только этот, тогда всего лишь шестнадцатилетний мальчишка. Вопреки всей своей родне, еле терпевшей рядом безумную старуху, которую надо было бы сдать в дурдом или в богадельню – да не берут. Защищал, любил, а подрос – чем смог, тем помог. У меня есть крыша над головой, еда и нехитрые развлечения – книги, телевизор и наблюдение за жизнью этого прекрасного молодого человека.

В дверь позвонили.

– А вот и он! – Ефросинья Филипповна с неожиданной даже для бодрой старухи прытью кинулась к двери. Сашка срочно опрокинула свою недопитую рюмку и обнаружила, что всё ещё держит фотографию молодого человека в руках.

«Как дура!»

В солнечном сплетении вдруг стала образовываться огромная прореха, излучающая свет. Сашке стало неловко. Под шум радостных возгласов, родственных поцелуев и приглашений присоединиться: «– Как ты вовремя, дружочек! – Я же пообещал тебе сегодня приехать! Ты же вроде как при смерти была? Отчего же от тебя коньячищем разит? – А мы тут с Александрой выпиваем. Заходи!..» – она успела подумать:

«Ой, как неудобно! Они зайдут, а у тебя в животе дыра. Как в дурацком голливудском фильме. Санечка, пора к психиатру!»

…и рухнула с табуретки на пол.

– Сашенька! – Она пришла в себя. – Саша, отдайте мне фотографию. Вы порежетесь, – тот самый Митя Югов ласково придерживал её голову, пытаясь вынуть у неё из левой руки рамку. – Стекло разбилось. Ерунда. Как вы себя чувствуете?

Сашка разжала руку.

– Извините. Это у меня… ортостатический коллапс. Я резко встала. Кажется… И упала…

«Вот называется – зашла в гости…»

– Ну, пациент скорее жив, чем мёртв. Вот уже и порозовел.

– Александра, – Сашка чинно представилась.

– Дмитрий. Так и будем беседовать – вы лёжа, а я на корточках, – на радость этой ехидной змее? – ласково кивнул он в сторону довольной «змеи».

Сашка резко села.

– Тихо-тихо, не надо так торопиться! Давайте, я помогу вам подняться, – он аккуратно взял Сашу под локоть. – Я прошу вас простить мою неразумную тётку за то, что она обманом завлекла вас к себе в нору.

– Что ты такое говоришь, Митя! Как тебе не стыдно?!

– Мне стыдно?! – мужчина усадил Сашку, собрал с пола осколки и присел рядом. Слишком рядом.

«А здесь, на этих кухнях, по-другому и не сядешь. И не надо так возбуждаться!»

– Понимаете ли, Саша, моя тётушка – или кто она мне там – одержима идеей познакомить меня с «приличной девушкой». Она считает, что тот образ жизни, который я веду, меня не достоин. Она ошибочно полагает, что я страшный бабник. А сама, ветреная, поди уже и не помнит, сколько сердец расколотила вдребезги за свою немалую, не будем кокетничать, жизнь!