Джеймс Бейкер - Инжектором втиснутые сны

— Все кончено, — ответила Шарлен. — Сегодня вечером я застрелила его. Он мертв.

Луиза и глазом не моргнула. Вместо этого она стряхнула пепел со своей сигареты «Шерман».

— Свой следующий концерт я посвящу его памяти, — сообщила она, словно прислушиваясь к собственным словам. — Спою «Прилив волны огня» а капелла. [390] A capella — без музыкального сопровождения.

— Ох, Луиза!..

Женщины обнялись. Луиза бормотала что-то успокаивающее, а Шарлен в охватившем ее порыве рассказывала подруге обо всем случившемся — о пожаре, о двери-решетке, о том, как я примчался, чтобы спасти ее. Луиза оценивающе глянула на меня поверх плеча Шарлен.

— А мне объятия не полагаются? — уточнил я.

Луиза шагнула поближе и осмотрела меня с головы до ног, даже не пытаясь изображать, что смотрит мне в лицо.

— Шарлен, что это за тип? — язвительно поинтересовалась она. Она прекрасно знала, кто я такой. — И чего это он весь потом провонял? — она сунула палец за влажный пояс моих жокейских шортов, оставшихся теперь неприкрытыми. — Аж до трусов взмок.

— Э-э, крошка, — я отвел ее палец, — если б ты вылетела не на ту полосу на четыреста пятой магистрали, от твоих трусов не только потом воняло бы.

— Я не ношу трусов, — протянула она.

— Да, я уже заметил.

— Не сомневаюсь в этом, — она уставилась в пространство, выдыхая дым через широкие ноздри.

Я вздохнул:

— Я мог бы принять душ.

— Сам предложил. До конца холла и налево. Грязную одежду оставь у двери. Я пошлю кого-нибудь из прислуги забрать ее.

— Спасибо, — ответил я и пошел куда сказали.

По пути в душ я прошел мимо спальни Луизы. На кровати с балдахином лежал голый парень, курил, прищелкивал пальцами и подпевал играющей на стерео «Wang Dang Doodle». [391] «Wang Dang Doodle» — хит Коко Тейлора, впервые записанный звездой блюза Howlin' Wolf.

Лет двадцати, с грязными светлыми волосами, татуировки на бицепсах и самый здоровенный похабно торчащий член, какой я когда-либо видел. Парень пялился в потолок, погрузившись в песню, и даже не заметил, как я прошел мимо двери.

Я нашел ванную, стянул шорты и бросил их у двери.

Стоя под душем, я заново прокрутил в голове драку на встрече выпускников. Шарлен была права — все начал Билл, это он к ней пристал. Когда пистолет выпал, он кинулся к нему. И если бы Шарлен не бросилась на Билла, он застрелил бы меня, в этом я не сомневался. А если бы я не сгреб его снова, он мог выстрелить в нее. Так все и было; он был слишком близко к тому, чтобы вышибить мне мозги. Именно это он и намеревался сделать, когда нажал на спусковой крючок, вот только случайно выстрелил в себя.

Так-то так; но как это увидели мои бывшие одноклассники? Было ли им ясно, что он собирается застрелить Шарлен? Или казалось, что он просто держит ее под прицелом? Они поняли, что он приставал к ней, или заметили только, что я ударил его, несомненно, затевая драку? Наверняка они видели, что это был мой пистолет. Но разглядели ли они, что он собирался застрелить меня из него? И жалели ли, что у него это не вышло?

Вся эта история была — хреновей некуда. Мне нужно было поговорить с Нилом. Именно этим я и намеревался заняться сразу же.

А пока что я прислонился к облицованной плиткой стене и подставил тело мощным струям горячей воды. Надо было обдумать еще многое. Все эти годы я обвинял Билла в том, что случилось с Черил по моим предположениям. И даже если он рассказал правду и там действительно были две девушки, он все равно нес ответственность за то, что произошло с Черил — хоть прямо, хоть косвенно. Он мог бы попытаться прекратить все это — но не стал. Как ни посмотри на то, что случилось, он был виновен. Я и хотел бы поверить, что он получил, наконец, именно то, что заслужил. Но когда я вспомнил его сидящим на полу танцплощадки, с льющейся с лица кровью, по задней стороне моих бедер пробежала дрожь — примерно такое же обезличенное, нутряное сочувствие можно ощутить, случайно встретившись на миг взглядом с изуродованной жертвой дорожной аварии. И даже несмотря на то, что я сам несколькими мгновениями раньше готов был застрелить его, то, что произошло на самом деле, похоже, было намного хуже неожиданной чистой смерти от придуманной мной мести.

А была ли там вторая девушка? Я поверил ему, когда он рассказывал о ней — тем более, что теперь, спустя столько лет, ему было незачем преподносить мне такую нелепую выдумку.

Разумеется, из этого вполне могло следовать, что Черил жива и сейчас. Только где она? Вышла замуж за какого-нибудь придурка из Бейкерсфильда и стала зачуханной домохозяйкой с четырьмя горластыми детишками? И теперь целыми днями намазывает арахисовое масло «Jif» на ломтики «чудо-хлеба», [392] «Wonder Bread» — белый хлеб для тостеров и сэндвичей, который продается нарезанным на ломтики. смотрит по телевизору «Главный госпиталь», [393] «General Hospital» — телесериал о буднях клинической больницы, идущий с 1963 г. ездит за покупками в «Фуд Барн» [394] «Food Barn» — сеть универсамов эконом-класса. на «монте-карло» семьдесят второго года с откидной крышей из винила, потягивает из жестянки содовую «Schlitz», [395] «Schlitz» — марка пива и безалкогольных напитков американской компании «Schlitz Brewers». читая в «Стар» свой гороскоп.

Или же она пробилась наверх, выйдя замуж за врача или адвоката в два раза старше ее? И стала стройной матерью семейства из Монтесито с бумажником, набитым кредитными карточками, ездящей на серебристом «мерседесе» 500-SEL на занятия по французской кулинарии и в спортивный зал.

Да какое значение имело все это?!

Если она была жива, и все двадцать лет прожила без меня — значит, для меня она была мертва, только совсем в другом смысле по сравнению с тем, как было, когда я считал, что она умерла, по-прежнему любя меня. Если она была жива, она давно уже не имела ничего общего с памятью о ней. И даже если бы я знал, где она сейчас, у меня не было бы никакого права беспокоить ее. Каким-то образом (я так и не понял до конца, каким) понимание того, что она жива, лишь помогало избавиться от мыслей о ней. Может быть, я и любил-то по-настоящему память о ней, а не саму Черил, какой бы она ни была сейчас.

Вытираясь, я совершил ошибку — посмотрел на себя в зеркало. И только тогда понял, каким же ненормальным выгляжу. Весь мой облик менялся, словно я закинулся низкопробной кислотой. Я увидел себя шестнадцатилетнего, такого славного и милого — и потом меня грубо состарило до выветрившихся тридцати шести. Потом я увидел себя красивым, мужественным, похожим на небритого сексуального изгоя. Потом — ужас и агонию на всю жизнь. Это была боль, что в конце концов убивает человека, душевная боль. Я отвернулся.

Я попытался собраться. Черил — это было неважно; то, что случилось двадцать лет назад, не имело значения. Шарлен в «пещере» рассказывала Луизе о встрече выпускников (мне было слышно), а я набирал номер Нила. Я ожидал услышать автоответчик — он наверняка был уже в «Серф-райдере», смотрел, как копы мелом делают пометки на полу танцплощадки — но ответил женский голос: