Зильке Шойерман - Девочка, которой всегда везло

Меня вдруг обуял волчий, невыносимый, обдавший меня горячей волной голод. Я поспешила к выходу, едва не споткнувшись на ступенях лестницы, спустилась вниз, достала вещи из ящика и, перекинув через руку куртку Инес, бегом пересекла вымощенный плитами маленький внутренний дворик музея и через вращающуюся дверь ворвалась в кафе. У прилавка я потребовала бутерброд с сыром, и, пока молодая женщина ухватывала серебристые щипцы, чтобы взять ими сложно составленный бутерброд, я рассмотрела на витрине восхитительный шницель — кусок мяса, такой громадный, что он не умещался на ломте хлеба, свисая по краям. Я пальцем ткнула в него. И вот это тоже, пожалуйста. Женщина, сморщив нос, принялась рыться в листах алюминиевой фольги — собственно, это было не кафе, но я испытала какую-то головокружительную радость, почти вожделение, заполучив наконец громко хрустящий пакет, радость, которую никто на свете не смог бы ничем омрачить; я поняла, что эти бутерброды принадлежат мне и только мне, они мои и никто их у меня не отнимет. Я извлекла из пакета бутерброд с сыром, не успев еще выйти из кафе, на витрине он выглядел так аппетитно, а теперь подтаял, превратившись в уложенный на кусок хлеба бесформенный ком, но, честное слово, мне в жизни не приходилось пробовать ничего вкуснее. Не останавливаясь, я откусила изрядный кусок и направилась к Майну. Собственно, мне хотелось найти на набережной скамейку и поесть, глядя на текучую воду. Но теперь мне показалось, что это очень далеко, и я решила приземлиться на ближайшую скамью в школьном дворе, спрятавшись в самом дальнем углу двора, как хищник, желающий в одиночку насладиться своей добычей. Растущее перед скамейкой дерево было великолепным укрытием на случай, если бы кто-то вслед за мной вошел в железные ворота. Торопливо откусывая по маленькому кусочку, я съела первый бутерброд, поняла, что насытилась, и озадаченно уставилась на второй, больший, алюминиевый сверток, задумчиво взвешивая его на ладони; по зрелом размышлении я бросила сверток в сумку и попыталась уверить себя, что чувство сытости доставляет мне удовольствие, но тщетно, мне захотелось извергнуть из себя съеденное, я даже покашляла и имитировала рвотное движение, но нет, бутерброд плотным комом прочно угнездился в моем желудке. Я решила идти домой пешком — в наказание за жадность, но забыла, какие ужасные здесь тротуары, здесь, во Франкфурте, в этом, в этом — я лихорадочно искала подходящее ругательство, — в этом Не-Риме, Не-Париже и Не-Нью-Йорке; потом я долго стояла на Железном мосту, на самой середине, свистел ледяной пронизывающий ветер, волны тяжко бились об опоры, а я стояла — одна — в этом чужом для меня городе, куртка была теплой, но короткой, у меня немилосердно мерзли ноги, обтянутые тонкими нейлоновыми чулками, я смотрела вниз, на воды Майна, бурлящую черную массу, мощь, утекающую прочь, но снова набегавшую, и мне вдруг представилось, что и я — часть жуткой, неотвратимо текущей вперед реки, что я — именно и непременно я — закончу свои дни в водовороте, неподвластном моей воле. Невольно я сильнее ухватилась за парапет. Я — ничто, подумалось мне. В воде скрывалась масса невидимых живых существ, существ с зоркими глазами, и эти глаза гипнотизировали, звали к себе, но не могли меня пленить. Я крепко держалась за парапет.

Иногда я видела эти глаза, смотрела в них, и тогда мне надо было непременно искать общества, чтобы отвлечься от ужасных чувств, но во Франкфурте у меня не было знакомых, поэтому в тот вечер, медленно идя по мосту, я попыталась расщепить свою личность надвое: одна из этих личностей всячески опекала и успокаивала вторую, которая остро нуждалась в успокоении. Я засунула руки в глубокие карманы куртки Инес и нащупала визитную карточку, данную мне Кэрол, я извлекла карточку из кармана, долго ее рассматривала — до тех пор пока адрес рекламного агентства не запечатлелся в моем мозгу, а потом бросила кусочек картона с моста в воду.

Элегантная и бледная, похожая на восковой цветок, в приемной сидела некая дама и читала тонкую книжку. Вам назначена встреча? — поинтересовалась она, с явной неохотой оторвав взгляд от страницы, ведь фотографы бывают здесь от случая к случаю. Нет, разочарованно отвечаю я, значит, напрасно проделала я такой дальний путь до этой ужасной, окрашенной в немыслимый лиловый цвет виллы в Северном районе, и не только — ради этой поездки я сделала высокую прическу, накрасила губы и взгромоздилась на высоченные каблуки — привела себя в полную боевую готовность. Вероятно, мой вид растрогал даму — такая расфуфыренная, но без договоренности, как бы то ни было, она одарила меня долгим меланхоличным взглядом и пододвинула к себе календарь, при этом морщинка между бровями обозначилась четче. Возможно, он сегодня будет, пробормотала, да, да, вот здесь записано. Прежде чем я успела поинтересоваться, когда это произойдет, нас прервали, прямо передо мной вырос какой-то молодой человек; очки с зеленоватыми стеклами сдвинуты на лоб. Он показался мне знакомым, хотя я и не могла вспомнить, когда его видела. На съемке в воскресенье, подсказал он мне и протянул руку, и я бегло вспомнила сцену с горным велосипедом, да, это быстрый мальчик. Сейчас его долговязая фигура была облачена в светло-желтый костюм, на шее красовался красный галстук. Пауль Флетт, произнес он и, заметив, что я насторожилась — это имя значилось на визитке: Флетт и партнеры, — пояснил, что он младший партнер. Кая еще нет, но он должен быть через полчаса. Пойдемте со мной. Пока, Дорис. Дорис кивнула и с вожделением взглянула на салатовую обложку своей книги. Я изумленно рассматривала молодого человека. Своим аляповатым костюмом и жиденькой бороденкой, а еще больше красными пятнами на шее он напоминал юного конфирманта, но хватка у него была, видимо, крепкой. Он провел меня в свой кабинет и, развалившись, уселся за огромный, заваленный бумагами письменный стол. За его спиной виднелись экзотические растения в кадках, которые теперь, когда он сидел в кресле, казалось, вырастали из его плеч. На выкрашенных голубой краской стенах красовались фотографии улыбающихся, затянутых в ажурные чулки женщин, спортивных автомобилей и дорогих духов. Перед Флеттом-младшим стоял горчичного цвета телефон. В этом окружении маленький Флетт выглядел как вполне сформировавшаяся ядовитая рыбка, приспособившаяся к своему особому местообитанию. Он был не в состоянии спокойно сидеть на месте — сначала сложил в стопки лежавшие на столе бумаги, потом ловко занялся спрятанной в гуще тропической растительности кофейной машиной. Воспользовавшись тем, что он на время отвлекся, я осторожно повернула к себе фотографию, украшавшую письменный стол, я надеялась увидеть улыбающуюся мордашку подруги Флетта-младшего, но меня ждало разочарование. На старой черно-белой фотографии была изображена улица и стоявшая на ней вилла, снимок был сделан давно, деревья были намного меньше, чем теперь, на улице виднелись старые автомобили, дом был выкрашен менее вызывающе. Флетт-младший, у которого, вероятно, была еще одна пара глаз на спине, сказал, что отец распорядился выкрасить дом в лиловый цвет, теперь это единственный лиловый дом во всей округе, его не спутаешь ни с одним другим. Я заметила, что это очень практичное решение, а про себя решила, что отец и сын, должно быть, очень похожи друг на друга. Он пододвинул мне чашку эспрессо. Ваш отец основал агентство? — спросила я, завязывая светскую беседу. Эспрессо очень полезен, сказал он, и я послушно выпила еще чашку. Теперь я еще лучше могла представить себе Флетта-младшего настоящим боссом.