Бернард Вербер - Энциклопедия относительного и абсолютного знания

Наблюдатель изменяет то, за чем он наблюдает. Некоторые события случаются с вещами только потому, что за ними наблюдают. Если бы их никто не видел, их бы не было. В этом смысл эксперимента с так называемой «кошкой Шредингера».

Кошку заключают в герметичный и непрозрачный ящик. Специальный аппарат испускает наугад электрический разряд, способный ее убить. Аппарат на секунду включают, затем выключают. Стал ли разряд, выпущенный аппаратом, смертельным? Жива ли кошка? Для приверженца классической физики единственный способ узнать это – открыть ящик и посмотреть. А последователь квантовой физики скажет, что кошка на 50% жива, а на 50% – мертва. Пока крышка не открыта, считается, что внутри ящика находится половина живой кошки.

Помимо участников дебатов о квантовой физике, есть еще одно существо, знающее, даже не открыв крышку, жива или мертва кошка: это сама кошка.

У зеленых мух самка пожирает самца во время совокупления. Эмоции вызывают у нее аппетит, и первый кто окажется рядом становится ее обедом. Самец, конечно, хочет заняться любовью, но вовсе не желает погибнуть, став закуской для любимой.

Чтобы выпутаться из этой ситуации, достойной трагедии Корнеля, чтобы Танатос не вышел на сцену вслед за Эросом, самец зеленой мухи придумал военную хитрость. Он приносит с собой кусочек пищи. Таким образом, госпоже зеленой мухе будет чем заморить червячка, а ее партнер сможет совокупиться с ней в полной безопасности. У еще более высоко развитой группы мух самец приносит подруге часть какого-нибудь насекомого, завернутую в прозрачный кокон, – тем самым он выигрывает еще немного драгоценного времени. В третьей группе зеленых мух самцы поняли, что время, идущее на разворачивание подарка, важнее самого подарка. И в этой третьей группе кокон упаковки объемный, плотный и… пустой. Пока самка обнаружит мошенничество, самец успеет закончить свое дело. Но тут каждый, делая выводы, меняет свое поведение.

У мух вида Empis, например, самка встряхивает кокон для того, чтобы проверить, не пустой ли он. Но… и здесь есть уловки. Дальновидный самец заполняет кокон собственными экскрементами, обладающими именно тем весом, какой имел бы кусочек мяса.

Роение у пчел подчиняется необычному ритуалу. Город, народ, целое государство на пике своего процветания решает вдруг все начать сначала. Старая королева уходит, оставляя самые бесценные свои сокровища: запасы пищи, отстроенные кварталы, роскошный дворец, воск, прополис, пыльцу, мед, королевское молочко. И кому же она это оставляет? Свирепым новорожденным. В сопровождении своих рабочих повелительница покидает улей для того, чтобы предпринять попытку обустроиться где-то на новом месте, что практически всегда обречено на неудачу.

Через несколько минут после ее ухода пчелиные дети просыпаются и видят, что город пуст. Инстинкт подсказывает каждому, что ему надлежит делать. Бесполые рабочие бросаются помогать имеющим пол принцессам вылупиться на свет. Спящие красавицы, дремлющие в священных коконах, впервые пробуют силу своих крыльев.

Но первая же получившая способность передвигаться принцесса сразу демонстрирует агрессивное поведение. Она бросается к колыбелям других принцесс и крошит их своими маленькими челюстями. Не дает рабочим высвобождать своих сестер. Пронзает бедняжек своим отравленным жальцем. Чем больше она убивает, тем больше успокаивается. Если какая-нибудь рабочая пчела хочет спасти очередную королевскую колыбель, принцесса издает «крик», очень не похожий на обычное гудение, раздающееся в улье. Ее подданные тогда опускают головы в знак покорности.

Иногда какая-нибудь принцесса защищается, и начинается бой. Удивительно, но, когда остается только две принцессы, они никогда во время схватки не принимают позы, в которой могли бы поразить друг друга жалами. Несмотря на бешеную жажду власти, они не рискуют оставить улей без царицы. Одна из них обязательно должна выжить.

Покончив с домашними делами, принцесса-победительница покидает улей для того, чтобы в полете ее оплодотворили самцы. Сделав два-три круга вокруг города, она возвращается откладывать яйца.

Солидарность рождается в страдании, а не в радости. Человек, с которым вы пережили тяжкое испытание, ближе вам, чем тот, кто разделил с вами минуты счастья.

Горе – источник солидарности и единения, счастье же разобщает. Почему? Потому что во время общего триумфа каждый чувствует, что его заслуги недооценили. Воображает, что именно ему все остальные обязаны победой.

Сколько семей рассорилось, получив наследство? Сколько групп рок-н-ролла распалось, достигнув успеха? Сколько политических движений раскололось, придя к власти? Кстати, этимологически слово «симпатия» происходит от греческого слова «sumpatheia», которое означает «страдать вместе с кем-то». Точно так же и «сострадание» произошло от латинского «compassio», что тоже значит «страдать вместе с кем-то».

Только представляя страдания знакомых мучеников, можно на время забыть о собственной несносной индивидуальности. На воспоминаниях о совместно пережитой боли зиждется сила и сплоченность группы.

Бог, по определению, вездесущ и всемогущ. Если он есть, значит, он везде и может все. Но если он может все, может ли он создать мир, где его не будет и в котором он ничего не сможет сделать?

На западе крестовый поход детей состоялся в 1212 году. Молодые бездельники рассуждали так: «Взрослые и рыцари не сумели освободить Иерусалим потому, что их помыслы были нечисты. Мы же дети, значит, мы чисты». Движение коснулось в основном Святой Римской Германской империи. Группа детей покинула ее, двигаясь по направлению к Святой Земле. Карт у них не было. Они полагали, что идут на восток, на самом же деле шли на юг. Они спустились в долину Роны, по дороге количество их возросло до нескольких тысяч, добывавших себе пищу грабежами и воровством у крестьян.

Вскоре местные жители сообщили детям о том, что они подходят к морю. Дети обрадовались. Они были уверены в том, что море, как некогда перед Моисеем, расступится, чтобы пропустить армию детей и довести их посуху до Иерусалима. Они дошли до Марселя, но море не расступилось. Они тщетно прождали в порту, пока два сицилийца не предложили отвезти их в Иерусалим на корабле. Дети решили, что это чудо. Но никакого чуда не было. Два сицилийца, связанные с бандой пиратов, отвезли детей не в Иерусалим, а в Тунис и продали в рабство по хорошей цене.