Евгений Клюев - Андерманир штук

Ему было все равно, куда его направляют, поскольку функция его перемещалась вместе с ним. Перемещалось и название отдела – «Первый отдел». Сидя в этом отделе, Иван Иванович всегда отчетливо понимал, что он там делает: на его языке это называлось «бороться за чистоту кадров». В том, что кадры около него должны быть чистыми, он не сомневался никогда, ибо привык крутиться в довольно высоких сферах. Сферы эти редко были на виду, но с него хватало и понимания того, что он может считать себя влиятельным человеком. Правда, считать себя таковым в последнее время становилось все труднее, ибо запросов из тех самых спецслужб, с которыми Ивану Ивановичу полагалось быть в постоянном контакте, уже почти не поступало, а стало быть, контакт постепенно превращался в чисто символический. В последний раз получилось уже просто неприлично, когда, не дождавшись привычного звонка и в волнении позвонив по много лет знакомому ему телефону, чтобы договориться о встрече, Иван Иванович услышал на том конце провода: «Иванов? Так просто и доложить? А какой, простите, Иванов? Иван Ива-а-анович? Это многое объясняет… подождите у телефона». Иван Иванович ждал, пока телефон не разъединили. Потом к нему прислали этого подозрительного парня – в котором оказались вдруг заинтересованы и сынок его друга старинного, Коля Петров, и сам, Мордвинов. О появлении в институте нового кондуктора доложить было некому, от чего, по мнению Ивана Ивановича, могла пострадать кадровая чистота. Кроме него самого, она, впрочем, сейчас уже, кажется, никого не интересовала.

В глазах Ивана Ивановича данное положение дел могло свидетельствовать о двух вещах: либо об отмирании в институте необходимости в нем самом, либо об отмирании в государстве соответствующей функции. В том, что соответствующая функция не отомрет никогда, он был уверен на двести процентов. Тонкий вывод из этой грубой посылки бесстыдно напрашивался сам собой. Тут-то Иван Иванович и почувствовал себя «последним из могикан»: чувство это было тем страшнее, что он никак не мог вспомнить, кто такие «могикане».

Итак, чем же он располагал на сегодняшний день? На сегодняшний день он располагал, кажется, никому больше не понятной и не нужной должностью в некоем и без того загадочном учреждении и никем больше не уважаемым правом собственности на когда-то дававшее известные привилегии место жительства. Впрочем, привилегий давно не ощущалось: засекреченный район Москвы, похоже, окончательно слился с прочей Москвой – и ни о каком особом распределении сюда благ речи уже не шло. Но дело было не в этом, а в принципе!

На пару встреч, объявленных строго костюмированными инопланетянами, он нарочно не явился. Третья встреча, на которую его никто не пригласил, состоялась прямо у него дома: вернулся с работы, а в квартире – люди.

– Вы чего ж это свидания с нами саботируете, Иван Иванович? Совсем не контактируете нас…

Второе предложение Иван Иванович проглотил с трудом: винительного падежа пищевод никак не хотел принимать.

– А ордер на обыск у Вас имеется? – поспешил проявиться Иван Иванович Иванов.

– Вы еще про ордер на арест спросите! – рассмеялись в ответ. – Мы же не ветки Вам заламывать пришли, а поговорить… по-хорошему.

Между тем как хорошего этот разговор – особенно учитывая присутствие веток – не обещал.

– Вы, Иван Иванович, единственный недовольный во всем доме… таком большом доме. А наша главная цель – довольный клиент. Чего Вы хотите?

– Сказать? – ощерился Иван Иванович Иванов. – Я хочу остаться жить здесь… где я живу.

– Но не можете ведь Вы один в таком большом доме жить… по метражу не пройдет. А остальные уже почти выехали.

– Никто еще не выехал, – защитился Иван Иванович.

– Это потому, что манатки собирают: нажили много! Да и Вы кое-чего нажили – тоже немало, кстати… Разве в наших НИИ такие зарплаты высокие?

– А про НИИ-то Вам откуда известно? – непрофессионально реагировал Иван Иванович.

– Так у нас же списки всех жильцов, давным-давно составленные… Вы продвинутый человек, Иван Иванович, а такие вопросы задаете. Помните ведь, в каком районе прописаны! Тут кто попало не живет… не у всех будущее есть, но прошлое у всех одинаковое.

– И что же… оно, прошлое, в расчет не принимается? – заставил себя улыбнуться Иван Иванович.

– Еще как принимается, будьте спокойны, – объяснили ему. – Типа… с теми, у кого такое прошлое, теперь не церемонятся особенно. Хватит с них, пожили… вон, страну до чего довели своими гетто!

– И с меня хватит? – напрасно конкретизировал Иван Иванович.

– И с Вас хватит, – объяснили ему.

– Новые гетто строить будете, значит… – проявил историческую дальнозоркость «последний из могикан».

– Будем! – оптимистично пообещали инопланетяне.

– Только сначала со мной разобраться придется, – не сдался Иван Иванович. – Потому что я не даю согласия на мое выселение.

– Разберемся, – улыбнулись в ответ.

И, выйдя из квартиры, уже на улице, вздохнули: ну что ж… одним иван-ивановичем-ивановым больше, одним меньше.

А уже через две недели хоронили Ивана Ивановича Иванова: разрыв сердца случился.

Хороший был человек. Жалко, эпоним некрасивый имел – Крыса Шушара.

Мордвинов на похороны не пошел. И на девять дней тоже: с Иван Ивановичем он никогда особенно не дружил, а так… А так больно много событий за последнее время произошло. Последним, совсем свежим, было назначение им – по звонку, прилетевшему сверху, из ненавистных ему пространств – Коли Петрова на место Ивана Ивановича. Ну, не прямо уж так и на место – на новую должность, под названием «начальник службы кадровой политики»: что это за должность, Мордвинов не знал, но Коля Петров, похоже, знал прекрасно. Так выпестованное Мордвиновым сооружение и приобрело наконец божественные пропорции: теперь НИИЧР состоял ровно из пятидесяти пяти сотрудников, строго по числу параграфов программы, и никакие лишние полставки уже не искажали безупречности вверенного его попечению административного целого.

Правда, тихий Коля Петров, получив новую должность, настолько тут же и обнаглел, что у Мордвинова тотчас возникли сомнения на предмет того, действительно ли данное административное целое все еще вверено ему… а например, не Коле Петрову. Впрочем, идея эта казалась до такой степени абсурдной, что Мордвинов решил не особенно на сей счет задумываться. Будет еще время задуматься.

День не задался. Причем с ночи: заснуть Владлену Семеновичу по приходе с вахты не удалось ни после первого, ни после второго димедрола. Ни утром не удалось, после завтрака, ни ближе к обеду, когда он еще один димедрол от отчаяния хряпнул.