Евгений Клюев - Андерманир штук

– А у меня телефона нет… от меня Вам такси не вызвать. Тут автомат около дома, мы по нему обычно звоним.

– Тогда две копейки дайте мне, пожалуйста, – откровенно уже стуча зубами, тихо попросил Владлен Семенович.

– Вы бедны? – посочувствовали из-за двери.

Владлен Семенович отвернулся от речной воды и направился к выходу из подъезда с намерением сесть на лавочке около дома и замерзнуть насмерть.

Так что даже и не спрашивайте, как и почему он уже минут через пятнадцать оказался завернутым в одеяло и сидящим у стола.

– Выпейте водки и закусите пастилой, – услышал он. Рука с идеально подстриженными ноготочками подвинула к нему почти доверху наполненный водкой граненый стакан и розетку с желтоватой пастилой. – Могу еще предложить варенья, крыжовенного.

– Нет, – прохрипел Владлен Семенович. – Пастила – это к водке самое оно.

– Вы не подумайте только, что я Вас спаиваю, – зависло в воздухе. – Просто всегда, чтобы избежать простуды, лучше выпить. Кстати, Вы мне представились, а я Вам – нет. Меня зовут Софья Павловна Королева.

– Очень приятно.

– Вы далеко отсюда живете?

– Я не знаю, где я сейчас… – Владлен Семенович покосился на глухую оконную штору.

– Ладно, потом сообразим. Видимо, Вам надо принять горячую ванну с горчицей, не то воспаление легких заработаете. В нашем возрасте это опасно. Я пойду воды налью.

– Спасибо Вам. А Вы… Вы разве не спросите меня, как я оказался в таком положении?

– Нет, – уже от двери ответила Софья Павловна. – Мне это безразлично.

Войдя в ванную, он увидел на стиральной машине коричневые вельветовые брюки, пуловер в тон брюкам и белую рубашку. Рядом с ними лежал толстый темно-синий халат.

– Это все от моего мужа осталось. И много чего еще осталось, верхняя одежда тоже.

Когда Владлен Семенович, облаченный во все мужнино, снова вошел в кухню, Софья Павловна, взглянув на него, вздрогнула и пробормотала: «Извините, ради Бога…»

– Это Вы извините, – поняв в чем дело, ответил незваный гость. – Я сейчас пойду уже. Вещи потом занесу при случае.

– Нет-нет, чаю выпейте и посидите немного, – запротестовала хозяйка. – Нельзя на мороз разгоряченным, Вы что!

Название улицы, на которой жила Софья Павловна, не сказало Владлену Семеновичу ровным счетом ничего.

– Неудивительно, – улыбнулась та. – Улицу нашу никто не знает… да и откуда бы, спрашивается? Название ее ни на одном из домов не указано, в справочниках она не значится – да и нигде не значится.

– Я тоже живу на улице, которая не значится нигде, – на 4-й Брестской… Но у нас, по крайней мере, в начале улицы название на первом доме стоит.

– Это все разные степени засекреченности, – кивнула Софья Петровна. – 4-я Брестская, видимо, где-то у Белорусского, там трудно совсем засекретить. А наш район – один из самых засекреченных в Москве, мы около Марьиной рощи находимся… гиблое место. Многие даже в уме повреждаются, – доверительно сообщила она, понизив голос. – Считают, что и их самих не существует. Я тоже на пути к этому.

– На пути к…

– К сумасшествию, – помогла ему Софья Павловна. – Пока муж был жив, мы еще друг друга как-то убеждали, что реальные, а теперь… теперь я в сомнении, но тут это у всех. Хотя, казалось бы, именно у меня сопротивляемость выше должна быть, как раз из-за мужа: мужу-то моему про такие засекреченные районы Москвы все было известно. По службе.

Из дальнейшего разговора, который затянулся до позднего вечера, выяснилось, что скончавшийся три года назад муж Софьи Павловны работал начальником первого отдела… неважно где, Владлен Семенович, да и какая теперь кому разница. Таких, как муж, и поселяли на засекреченных улицах, или чаще – в засекреченных районах Москвы, состав населения которых тщательно контролировался… Вы ведь понимаете, Владлен Семенович, Вы и сами на засекреченной своей улице не случайно, наверное, оказались. Ну, вот видите, участковый помог – доверяет Вам, значит, да и как не доверять, когда имя у Вас Владлен, понятно же…

Владлен Семенович про имя смолчал, но признался, что на 4-ой Брестской он, вообще-то, новенький.

– Наверное, раз новенький, не вполне Вы там себя хорошо чувствуете, правда ведь? Вы там хоть разговариваете с кем-нибудь?

Владлен Семенович рассказал о Соколовых, об Иване Петровиче.

– Никакой он не Иван Петрович, имя явно придуманное! – рассмеялась Софья Павловна. – И Соколовы – придуманная фамилия: больно нейтральная. Да в таких местах под своими именами и не живут.

– Я под своим живу, – не по делу встрял Владлен Семенович, с осторожным состраданием взглянув на Софью Павловну.

– Не бойтесь обидеть меня, – поспешно сказала она. – Я же сама предупредила Вас, что нахожусь на пути к сумасшествию. Да и Вы на том же пути, об заклад бьюсь. Только Вы в самом начале пути…

А ведь точно!.. И Владлен Семенович рассказал ей о своих наблюдениях за 4-й Брестской, о людях, словно избегающих жить, о двух НИИ в его доме.

– Вот-вот, – кивала Софья Павловна. – Но на самом деле все это, конечно, абсолютно не так, как Вы рассказываете. На самом деле, 4-я Брестская, хоть и засекреченная, – вполне нормальная улица… только Вам, Владлен Семенович, уже начинает мерещиться всякое. Как и всем нам, из таких районов. А вот что касается Вашей истории про эти НИИ, то, извините меня, она – бред: Институт мозга, я точно знаю, совсем в другом месте находится. В общем, Вы бредите – и поверьте, я знаю, что говорю: сама брежу.

– Но как-то ведь я оказался здесь, у Вас! – воскликнул Владлен Семенович, упрямо не желая расписываться в собственной невменяемости.

– А почему Вы так уверены, что Вы здесь, у меня? – с интересом посмотрела на него Софья Павловна. – Это крайне сомнительно. Если учесть, что я не существую.

Стыдно, стыдно, стыдно. Так говорил себе дед Антонио, но ничего не предпринимал. А должен был! Должен был, да все откладывал: куда откладывал? Словно в столбняке находился: собирался каждый день – и ни с места.

Что касается Льва, то Лев нес какую-то чушь – полную и окончательную, как победа социализма во всем мире. Будто бы в школе все до одного знали: Вера потому больше не учится, что уехала в Ленинград, к бабушке, где сейчас ее родители. Бабушка якобы болела – и там, в Ленинграде, собрались все родственники… А вот Вериной улицы, 8-й Песчаной, Лев, по его словам, не нашел. Песчаные улицы с номерами начинались 1-й и заканчивались 3-й Песчаной, дальше ничего не было.

– Как же это – «ничего», Лев? Не может быть, чтобы ничего!

– Да нет, улицы-то там и дальше есть разные… да только вот никаких Песчаных с номерами нету уже. С номерами только две, плюс просто Песчаная… Новопесчаная, имеется еще площадь Песчаная и Песчаные переулки, их тоже сколько-то, но они не в счет. А триста седьмой автобус, на котором мы тогда к Вере добирались, больше от метро «Аэропорт» не ходит.