Пол Винсент - Свободен!

На фабрике явно происходило что-то странное: казалось, что на парковке в два раза больше машин, чем сотрудников в штате, и мы с Олаей решили с этим разобраться.

С нами в помещении находились два охранника и еще Хуан Крусие, коллега Олаи. Олая отвечала за безопасность, а он занимался уничтожением насекомых и ремонтом зданий, но в случае необходимости они могли заменить друг друга.

В тот день мы работали в полном составе; мы устроились в домике дежурного охранника, чтобы Олая могла обзвонить все возможные инстанции, пытаясь вызволить мою мать.

– Вы решите, что я странно разговариваю, – предупредила она меня. – Но по телефону нужно следить за своими словами.

– Почему?

– Испанцы их прослушивают.

– Ерунда, – усмехнулся я.

– Правда. Испанцы часто подслушивают телефонные разговоры, – сообщила Олая. – Надеются получить информацию об ЭТА. Ваш тоже наверняка на прослушке.

– Очень сомневаюсь. – Я рассмеялся.

– Мать-ирландка. Отец-баск. Судимость, – сказала она. Произнесла как мантру.

Это походило на шутку.

Хуан тоже почему-то стал смеяться надо мной. Я не совсем понимал почему.

– Я думал, в этой стране запрещено прослушивать телефоны, – сказал я, чтобы поддержать разговор.

– Записи нельзя использовать как улику, – объяснила Олая.

Когда на парковке появлялась машина, я шел поговорить с водителем и проверить, работает ли он на предприятии. Охранники с упрямым видом следовали за мной, но при этом смотрели куда-то вдаль.

В промежутках я разбирался со своими бумагами, а охранники разговаривали между собой на баскском. Похоже, они обсуждали суперпровод, который мы прокладывали. Суперпровод может функционировать, только если держать его в холоде, поэтому его помещают в обшивку с охлаждающим составом, который закачивают и распределяют по всей длине с помощью насосных станций. Мой баскский не слишком хорош, но я был удивлен, выяснив, что они очень много знают о технической стороне дела. В Англии охранник редко обсуждает что-то более сложное, чем результат лотереи или размер чьей-нибудь груди. Возможно, дело в культурологических различиях; баскские охранники больше, чем их британские коллеги, интересуются миром, который их окружает. Однако все это казалось довольно странным.

– Я нашла вашу мать! – воскликнула Олая. – Вернее, почти нашла. Она в одной из двух тюрем, обе находятся примерно в двухстах километрах отсюда.

– Что?

– Это такая тактика, – объяснила Олая. – Они делают вид, что совершили ошибку из-за путаницы с бумагами, и заявляют, что не уверены, куда ее поместили. Подождите два дня – и они вам скажут. Это государственная тактика угнетения. Или некомпетентность. Они считают, что вы поверите в их нерасторопность и лень. Если что, все можно объяснить именно так, но это тактика угнетения.

– Странно. Моя мать просто чудаковатая старуха. При чем тут тактика угнетения…

– Она ирландка! – почти вскрикнула Олая. – Так мадридские власти обращаются и с нами!

Охранники даже не пытались скрыть усмешку. Думаю, они получали удовольствие от того, что Олая почти вышла из себя, и знали, что за этим последует.

– Вы англичанин, – продолжала Олая. – И не имеете понятия, как мы живем. На рассвете солдаты вышибают двери и врываются в наши дома. Многие годы нам даже не позволяли говорить на родном языке. Можете представить? Вам не разрешают общаться на вашем дурацком английском в вашем родном городе? Вы можете вообразить такое?

– Мне очень жаль, – сказал я. Думаю, я извинялся за Франко.

– С вами случилась небольшая неприятность. Вашу чертову мать арестовали и упекли за решетку, а вы считаете, что это конец света.

– Я понимаю и очень сожалею, – произнес я. Какое-то время Олая смотрела в окно, скрестив руки на груди. Потом сказала:

– Я вам все равно помогу.

– Спасибо.

– Потому что мадридское правительство безумно и мой долг – помочь вам противостоять им.

– Спасибо, – повторил я.

– Мне нужно больше времени, чтобы заниматься вашим делом, – сказала она.

Так мы и решили. Я отпустил ее на несколько часов. Это казалось справедливым, если учесть, что для освобождения моей матери она сделала гораздо больше, чем я.

Я глянул в окно – кое-что привлекло мое внимание. Дорогая на вид машина приближалась к парковке, направляясь к выезду с нее, а не к въезду.

С пассажирского сиденья вылез мужчина. Он подошел к багажнику и достал короткий кусок трубы от строительных лесов.

В этот момент раздался выстрел. Выстрел из ружья. Мы все четверо подняли головы. Прозвучал второй выстрел.

– Где, черт возьми, стреляют?

Мы с Олаей бросились к окну, но из него ничего не было видно. Я выбежал на улицу. Ничего.

Я остановился на парковке и подождал минуту или немного больше. Все было тихо.

Машина тоже исчезла.

Когда я вернулся в домик дежурного, Олаи там уже не было.

Может, я и не распечатываю письма, но когда официальный представитель приходит в мой дом и требует, чтобы я поставил свою подпись, мне, как ни странно, становится интересно.

Я получил официальное извещение о том, что должен около двадцати двух тысяч евро, или пятнадцать тысяч фунтов стерлингов.

Я повертел в руках листок. Я никак не мог уловить смысл. В тот день я решил провести сиесту дома и подумать, что можно сделать для моей матери, но приехав, обнаружил у себя на пороге официального представителя. Не было похоже, что он ждал меня долго, так что если бы я немного опоздал, то вряд ли получил бы извещение в тот день.

Я был потрясен.

Я зашел в дом и заметил, что там все изменилось. Бумаги исчезли, мебель переставлена, с нее вытерли пыль.

– Габи? – позвал я.

Ответа не было.

Думаю, я бы знал, если бы задолжал двадцать две тысячи евро.

Я поднялся наверх.

В дверях стояла Габриэль. Просто стояла. Она надела серые штаны в военном стиле с большими карманами. Сверху до пояса она была голой. Для женщины у нее были широкие плечи. Полная грудь. Совершенной формы, с ровным загаром. Беременность уже становилась заметна. Быстрее, чем я предполагал. Ей она шла.

Что-то было не в порядке. Мне казалось, что передо мной привидение, и я застыл на ступеньках и смотрел на нее. Должно быть, она спала, а я ее разбудил.

Очень долго мы не произносили ни слова.

– Ты убиралась? – наконец спросил я.

– Да.

– А где все бумаги?

– Какие бумаги?

– Документы, письма и всякое такое, они валялись внизу на полу.

– Не имею представления. Я решила, ты их забрал.

Снова молчание.

– Ты хочешь сказать, что все документы исчезли?

– Именно это я и сказала, – ответила она.

– Значит, когда ты пришла домой, их уже не было? Там, где они лежали, было пусто?