Алексей Санаев - Уругуру

Биржевые котировки снижались ежедневно, и все вокруг меня говорили только об этом. Один за другим передо мной возникали мои друзья и знакомые, и каждый считал своим долгом оповестить, как мудро он извлек свои сбережения из акций буквально накануне обвала. С хитрой миной все они являлись ко мне в офис, пили зеленый чай и мудро улыбались, радуясь собственной прозорливости и делая безошибочные прогнозы разной степени срочности. А потом с легким надрывом в голосе просили зайти в Интернет и узнать последние новости с рынка, однако сообщения о новых рекордах падения почему-то повергали их в уныние.

Под конец, само собой, мне стало казаться, что на фондовом рынке остался я один, поэтому и принялся обзванивать тех, кого еще не слышал с момента начала рецессии, убеждая их, что уж я-то свои деньги вытащил из финансовой пропасти давным-давно.

На работе тоже все пошло вкривь и вкось. Проблемы компании, страдающей от бесконечных маржинколлов{ Маржин-колл – от англ. margin call – требование возврата долга кредитору, обусловленное определенным уровнем цены акций компании-заемщика. Если акция упала до предусмотренного кредитным договором уровня, заемщик обязан вернуть кредит (или часть его) досрочно.} и хитроумных требований кредиторов, немедленно стали проблемами всех ее сотрудников.

Мои любимые международные проекты начали сжиматься, как шагреневая кожа, и с такой же скоростью а трудностей, наоборот, прибавилось. Неудачи приходилось объяснять представителям зарубежной прессы и органов власти, и с каждым днем делать на лице благостную мину в ответ на вопрос о финансовой состоятельности «Омеги» было все сложнее.

В довершение бед снова начались корпоративные войны, и активы «Омеги» обросли судебными исками злоупорных конкурентов по всему земному шару. Юристы ликовали – их роль в компании росла с каждой апелляционной жалобой, а самый безумный участок работы, как обычно, доставался мне. И на каждом заседании правления я вынужден был констатировать, что мировая пресса клеймит «Омегу» без зазрения совести, а затем и отвечать на вопросы о том, чем, собственно, занят вверенный мне департамент...

– Я не понимаю – а чем, собственно, занят твой департамент, Алексей? – ехидно поинтересовался Смольский, переключившись на меня после того, как закончил распекать юристов, безопасников и маркетологов. – По-моему, мы проигрываем «Триреме» вчистую. Я уже пятый месяц читаю в газетах чернуху о нашем «Шмелле», и это в ситуации накануне его продажи! Теперь они натравили на «Шмелл» налоговиков с их бесконечными проверками, каких-то недоумков из службы финансового оздоровления, на нас поступают идиотские жалобы в антимонопольный орган!

– Женя, – примирительно заметил я, – ну ты же знаешь, что они работают сами, без нашей помощи. Мы не занимаемся проектами «Шмелла».

– Так вот, если ты хочешь знать мое мнение, пора бы нам уже заняться этими проектами! – заявил, сверля меня взглядом, Смольский, нервно посмотрел на часы и отпил из бутылки холодного чая.

У принадлежащей «Омеге» компании, второго по величине в России интернет-провайдера «Шмелл», действительно назревали крупные проблемы, за которыми со скрытым злорадством следили все сотрудники моего подразделения. Корпорация «Трирема», первый по величине интернет-провайдер, полгода назад начала в прессе, Интернете и органах власти успешную кампанию по дискредитации своего основного конкурента. В прессе засветилась информация, что «Шмелл» задрал тарифы для населения – как будто «Трирема» их не задирала. Возбудились какие-то рудиментарные общественные организации, вечно греющие руки на корпоративных войнах. И посыпались жалобы в регулирующие органы с просьбой проверить, соответствует ли Закону о защите прав потребителей размер шрифта в рекламных объявлениях «Шмелла». Налоговые проверки посыпались как из рога изобилия, и шмелловцы уже несколько раз жаловались нам, что работа региональных отделений оператора парализована налоговиками, изъявшими какие-то важные бумаги.

Я доложил Смольскому, что на «Шмелл» осуществляется наезд международного масштаба. Скоро, по всей видимости, пойдут в ход депутатские запросы, предписания о защите конкуренции, штрафы за доминирующее положение на рынке, а за ними недалеко и до уголовных дел и пикетов тысяч обманутых абонентов возле центрального офиса «Шмелла». А «Трирема» все это с удовольствием сольет куда-нибудь в Financial Times, и котировки «Шмелла» на лондонской бирже, которые и так уже пребывают на уровне ниже плинтуса, просядут до абсолютного нуля.

– А ведь скоро, – напомнил я, – пройдет тендер на новую лицензию в Марокко, в котором участвуем и мы, и «Трирема», и если «Шмелл» не подсуетится там с местными властями – а суетиться это мохнатое животное не умеет, – то не видать им перспективного марокканского рынка как своих ушей.

Смольский сначала махнул было рукой, но когда на следующей неделе я принес ему целых три депутатских запроса, написанных так, как будто все депутаты Госдумы пользуются услугами единой и неделимой секретарши, он позвонил акционерам. Акционеры потребовали справку. Я сделал им справку. Потом приехал директор «Шмелла», сомнамбулическое создание без признаков шеи, и попросил составить план, который потом согласовывался две недели в недрах компании. Все это время продолжался сбор урожая депутатских жалоб, а в Интернете было торжественно открыто блоговое сообщество fuckshmell.livejournal.com, мгновенно завоевавшее популярность у отраслевых журналистов, индивидуальный стиль которых я безошибочно распознавал в едких постах этого нового блога.

Потом бесшейное существо приехало снова и попросило подготовить бюджет проекта по разгрому «Триремы». Я составил бюджет, умножил его по привычке на три в предвкушении привычной реакции типа «это слишком много, давайте поделим на три для начала», и получил именно эту реакцию. После чего бюджет был утвержден, а бесшейный человек ушел, и не возвращался целый месяц.

Я-то чувствовал себя вполне спокойно: у меня была уверенность, что дело пойдет и проект будет поручен именно мне, потому что импотентный, тотально заросший бюрократической щетиной «Шмелл» не сможет сам не только договориться с налоговой, он даже с безвредными журналистами какой-нибудь «Газеты.ру» не договорится. О контактах в Марокко говорить и вовсе не приходилось. Но я ждал, пока все сами приползут ко мне на коленях. Поэтому упреки генерального директора были мне, мягко говоря, неприятны.

Между тем сразу же после заседания правления, на котором за излишне высокую «волатильность рынка» попало всем по очереди, в кабинет Смольского был вызван именно я.