Алексей Санаев - Уругуру

«Никакая это не птица», – как будто прошептал он мне на ухо свои слова.

Жан-Мари, ты первым вступил в бой с предрассудками, первым и пострадал за великую науку. Но не волнуйся! Я поймаю эту мифическую гадину, птица это или кто угодно другой, и в клетке привезу в Москву, как конан-дойлевский профессор Челленджер привез своего птеродактиля. Дай мне только забраться наверх.

Вот дом хогона – наверное, сейчас он так занят там со своим мифическим удавом, что не сможет помешать мне и уже не запудрит мозги своими легендами. Я смело ступил на священную тропинку , за один только шаг по которой ослушника ожидала неминуемая гибель. Так уверяли меня туземцы несколько недель назад. И я злорадно улыбнулся, почувствовав себя живее всех живых.

«Я знаю, как добраться до теллемов», – с благодарностью вспомнил я теперь слова Арамы, потомка и наследника знаний неведомых пещерных обитателей. И Абдаллах, и старый вождь, и туарег Ибн-Мухаммед, и Арама – все они оказали нам неоценимую помощь. И сейчас, казалось мне, они тоже помогают мне на этом последнем отрезке моего пути.

Я прислонился к изгороди и долго стоял, прислушиваясь к каждому шороху. С этой точки мне хороша была видна тропинка, ведущая и вверх, и вниз. Я присел на корточки и стал внимательно вглядываться в темноту, но лишь после пятнадцати минут ожидания решил продолжать путь наверх. Я медленно встал на ноги и, подняв голову, с удовлетворением увидел, что добрался почти до самой каменной стены – здесь начинался утес. Запретная тропинка, как я и предполагал, привела меня к подобию лестницы, вырубленной в скальной породе и скрытой высокими кустами. Отсюда по камням можно было легко подняться в ближайшую пещеру, ту самую, где в тот раз я увидел огонь. До криков птицы Балако оставалось еще не меньше часа, я успею добраться до входа в пещеру.

Поэтому, засучив рукава своей рубашки и в последний раз оглянувшись назад, на спящую деревню Номбори, я принялся карабкаться вверх, к пещере, цепко хватаясь руками за теплые и острые края скалы.

В пещере было сыро и холодно, но на меня пахнуло еще и легкоузнаваемым запахом жилья. Я понял, что обитатели были здесь совсем недавно – кострище посреди широкой площадки, выбитой прямо в скале, казалось свежим. В левом углу пещеры при свете фонарика я увидел небольшое углубление в стене, где, к моему удивлению, стояли восемь почерневших от времени деревянных фигурок – маленькие люди на корточках, с длинными руками и лысыми головами, точь-в-точь как те, что я купил два месяца назад в Марракеше. Они явно простояли здесь без движения не одно десятилетие.

Справа же, прилепленный к стене подобно пчелиному улью, возвышался дом цилиндрической формы из сырцовых кирпичей, с круглой дырой вместо двери и без единого окна. Такие дома мы без труда могли разглядеть во множестве пещер даже снизу, при помощи бинокля. Теперь же я был на расстоянии вытянутой руки от этого жилища теллемов.

Я оглянулся. Как будто бы внизу послышался шорох, но меня это мало волновало. Даже если эти звуки не являлись плодом моего воображения, слежка теперь никак не могла мне помешать: назад пути не было, и мне нужно было двигаться только вперед. Да и не полезут догоны в пещеру за мной. Посветив фонариком в отверстие цилиндрического строения, я с трудом пробрался внутрь.

Здесь даже маленькому человеку было бы тесно. Однако, похоже, это место и не предназначалось для жилья. В доме не было ни мебели, ни вещей. По земле были разбросаны камни разной величины, здесь и там лежали куски древесины, какие-то палки. Я увидел отверстие в стене прямо напротив двери – лаз, уходивший куда-то вглубь скалы. Именно туда я и рванулся, причем из опасения быть обнаруженным раньше времени, даже не осветив его фонарем.

По-видимому, это меня и спасло. Узкий ход, в котором я перемещался на коленях, после двух метров резко свернул направо, и я увидел, что он ведет в другую большую пещеру, гораздо обширнее той, что выходила на утес.

Посередине пещеры пылал костер, дым которого уходил в отверстие в потолке. А возле самого огня стоял боком ко мне, хогон – главный жрец деревни Номбори, наряженный в белый балахон и свою фирменную красную шапку.

Но я замер на месте, пораженный совсем другим зрелищем. Вдоль стен пещеры были выложены на земле длинные камни, на которых, окружая хогона полумесяцем, сидели на корточках самые кошмарные существа, которых я когда-либо видел.

Назвать их людьми не повернулся бы язык даже у самого гуманного антрополога, и все же это были люди. Ростом они были, пожалуй, с семилетнего ребенка. В глаза мне бросились красная кожа, рыжая шерсть, покрывавшая их тела (без намека на одежду), длинные волосатые руки и маленькая голова, абсолютно лишенная растительности. Челюсти у них сильно выдавались вперед, а глубоко посаженные глаза смотрели завораживающе и не по-человечески, а с каким-то звериным блеском.

Это были существа, столь же далекие от современного человека, как и от обезьяны. Когда-то я любил рассматривать в школьном учебнике биологии совсем нестрашное изображение человекообразной обезьяны. То ли художник видел мир в розовом свете, то ли он не хотел разрушать мою детскую психику. Теллемы были значительно страшнее. Я машинально подался вперед, будто загипнотизированный жуткими взглядами этих существ. И в этот самый момент понял, что меня заметили. Хогон резко повернул голову в мою сторону и с ужасом уставился мне в глаза.

Если бы в тот момент я смешался, утром мое тело конечно же было бы найдено под плато. Хогон выкрикнул какой-то горловой звук, и ко мне со всех сторон помчались волосатые теллемы. И в эту самую секунду я выскочил из подземного хода в самый центр пещеры, поднял руку и, напрягаясь изо всех сил, выдал ту самую фразу, которой так долго учил меня Арама.

Эффект был потрясающим. В закрытой пещере мой голос прозвучал раскатисто, как гром небесный. Щелчковые звуки, из которых состояла эта формула и которые я произносил, прикасаясь языком к нёбу, гортани и альвеолам, показались мне самому ружейными выстрелами. Но еще большее впечатление этоти звуки произвели на самих теллемов, которые, как по команде, остановились как вкопанные в десяти шагах от меня. И снова, как по команде, они вдруг присели на корточки и подняли вверх свои длинные волосатые руки. В пещере наступила гулкая тишина, в которой я, сам не свой от страха, застыл с поднятой рукой посреди десятков сидевших передо мной на корточках человекообразных обезьян, устремивших свои безумные взгляды на лицо до смерти перепуганного хогона.