Ираклий Квирикадзе - Пловец (сборник)

Слышен скрип старого, несмазанного механизма лифта. Эрвин выходит из лифта и звонит в дверь. В дверях появляется человек в полосатых пижамных штанах и майке. Он показался Эрвину знакомым. Днем этот человек стоял на грузовике, изображая Ленина.

– Простите, мне Анну….

– Она на концерте, – отвечает Ленин.

– Я знаю. Концерт уже кончился. Это вот цветы для нее.

– Ты говоришь как-то не по-русски…

– Я американец.

– Водку пьешь? – приглашает Ленин.

Небо над городом Зубы в праздничном салюте. Они рассыпаются цветными гроздьями. Горят прожекторы, они высвечивают в темноте портреты коммунистических вождей. Едет черная машина. Набриолиненный лейтенант сидит на переднем сиденье, повернувшись к Анне, которая забилась в угол.

– Никому ни слова. Иначе, сама знаешь…

Анна молча слушает лейтенанта.

– Если что, никуда от нас не скроешься. Договорились, девочка?.. Сегодня ты вела себя не лучшим образом. Но Александр Сергеевич простил тебя и хочет с тобою встретиться вновь.

Машина подъехала к дому Анны. Лейтенант вышел, открыл дверь, помог Анне выйти.

– Завтра я за тобой заеду… О Наташе не беспокойся. Думай о себе… Хорошо?

Анна идет по узкому, темному коридору. На стенах висят старые велосипеды, стоят сундуки, кованые, огромные. Общий телефон. Кошки. Из крана на кухне капают быстрые капли. Навстречу Анне по коридору идет в полосатых пижамных штанах Ленин.

– Все ушли смотреть салют.

Анна молчит.

– Как твой концерт? Днем я крепко выпил, потом спал, проснулся, смотрю – уже поздно, спасибо за билет, но так получилось… Извини. Все хорошо прошло? – спрашивает Ленин.

– Хорошо.

Голос у Анны низкий, словно в горле ее что-то треснуло.

– А что ты такая плохонькая?

– Нет. Все хорошо.

– Что с голосом? Давай напою тебя горячим чаем…

– Мне помыться надо…

– К тебе пришел американец…

Анна открыла дверь ванной комнаты и закричала. В дверях стоит Эрвин Кристофер с засученными рукавами рубашки, с гаечным ключом в грязных руках.

– Здравствуйте, я Эрвин Кристофер. Был на вашем концерте. Вы замечательно пели. Узнал ваш адрес. Пришел поздравить. Долго ждал. Сейчас вот чиню ванну…

Анна молча повернулась, зашла в свою маленькую комнату, села на кровать и расплакалась, громко, навзрыд.

На кухне за столом сидят Ленин и Эрвин. На столе в стеклянной банке букет белых роз, которые Эрвин принес Анне.

– Успокоится и выйдет, – убеждает Ленин. – Это нервное, сегодня у нее много впечатлений.

– Я временно закрыл течь, но ржавую трубу надо заменить. Вообще-то, все трубы надо менять… Все ржавые…

– Молодец, что починил! Выпьем…

– Моя первая профессия – сантехник.

– А моя профессия – Ленин.

– Профессия?

– Ленин меня кормит и водкой угощает – значит, профессия.

Ленин и Эрвин смеются, видно, что они хорошо выпили. В окнах кухни загораются и гаснут огни салюта. Слышен плач Анны.

– Что делать с девочкой?

– Не знаю…

– Может, тебе зайти к ней с цветами и сказать, как она тебе понравилась?

Хлопнула дверь комнаты Анны.

– Анна!

Ленин вышел в коридор, вернулся. Разводит руками:

– Зашла в ванну. Заперлась.

Слышен шум льющейся воды.

– Может, еще по стопочке?

Ленин поднял бутыль, которая уже изрядно опустошена, разлил по граненым стаканам.

Они выпили.

– Скажи, Ленин, что происходит в СССР?

Ленин надул щеки и хлопнул по ним ладонями. Пьяно засмеялся:

– Вот, что происходит…

– Когда я жил в Америке, я так верил в СССР. Мечтал увидеть. Приехал. Здесь смотрю фильмы, слушаю Сталина. Все замечательно! Но то, что происходит в жизни, – не то. И в консерватории почувствовал – не то… Вот она плачет. Что я могу сделать для нее? Не знаю…

На лице Эрвина растерянность, пьяная улыбка. Несколько стопок водки сделали свое дело.

– Она мне очень нравится! – признается Эрвин. – Первый раз увидел… и…

– Влюбился, – подсказывает Ленин.

– Ее лицо, фигура, голос, все вместе… Это…

– Чудо!

– Чудо! Когда-то я знал девушку с точно таким лицом… В Америке. У девушки была кошка. Я кормил ее кошку…

– У нас тоже есть кошка. Даже несколько кошек…

– Я говорю глупости? Сейчас уйду!

Эрвин встает, сильно качаясь, идет по коридору.

Из-за закрытых дверей ванной слышен плеск воды.

– Анна, знаете, я ради вас… – Эрвин замолчал и смотрит на дверь. – Поменяю не только трубы… Сделаю все… Чтобы вы не плакали.

Поздней ночью по городу едет машина лейтенанта НКВД. В машине на заднем сиденье сидят пьяная Наташа Филиппова и набриолиненный узколицый лейтенант. Видимо, развозить девочек по домам после их визитов к генералу входит в его обязанности. Наташа хохочет. Лейтенант держит руку на ее оголенных пышных бедрах, чулки скатаны ниже колен.

– А что мне скрывать? Спрашиваешь – отвечаю… У меня было немного мужчин, штук пятьдесят…

Наташа хохочет. Смеется и лейтенант.

– Десять из них – класс! Сорок – так себе… А твой генерал?..

Наташа хохочет.

– Я не спрашиваю о нем.

– Он – ноль… Ни в десятку, ни в сороковку не входит…

Шофер оборачивается и говорит лейтенанту:

– Смотри!

Лейтенант видит Эрвина Кристофера, выходящего из подъезда дома Анны Шагал. В этом же доме живет и Наташа Филиппова. Лейтенант посерьезнел, следит за Эрвином сонным, тяжелым глазом.

– Егор, выйди, врежь ему… просто так, без слов…

– Неудобно… не наш же… контингент, – отвечает шофер.

– Ну и что? Иди.

Шофер остановил машину у тротуара.

Вышел, направился к Эрвину, который стоит и высматривает окна квартиры Анны. Неожиданно он получает удар страшной силы. Шофер секунду смотрит на упавшего и потерявшего сознание Эрвина, потом возвращается к машине.

Калифорния. Придорожный ресторан «Три аиста». Моросит мелкий дождь. Френсис будит заснувшего отца. Тот подслеповато смотрит на небо, потом на пустой стакан. Тянется к нему.

– Папа, я отвезу тебя домой… Пора кончать эту экскурсию по забегаловкам…

На этих словах старый Эрвин остановил руку, посмотрел на сына. В глазах его – тоска одиночества.

– Закажи еще…

– Пошли, папа. По дороге заедем к парикмахеру.

– Зачем?

– Ты зарос…

– Бог с ним, с парикмахером. Посиди со мной… Френсис, посиди…

В глазах старика тоска. Старый Эрвин поднял пустой стакан, показал его официанту, который смотрит на сидящих под дождем двух мужчин и маленькую девочку и думает, почему они не идут в помещение.

– Где у них тут писают?

Эрвин встал, потом сел – передумал идти.

– А я тебе рассказывал о Ленине, который писать не мог?

Пегги все это время сидела, подставив лицо дождю. Услышав слова деда, она вдруг ожила и сказала:

– А младший Эмерсон писает на высоту один метр девяносто сантиметров…