Игорь Ушаков - Семейная сага

Опять вспомнил своих родителей. Что могло бы меня отвратить от любого из них? Отец был для меня символом всего светлого, а маму я любил больше всего на свете. Я, конечно, не могу представить, чтобы мои родители когда-либо развелись, но я уверен, что мои отношения с каждым из них остались бы прежними. И они бы любили меня, не взирая на разные личные обстоятельства… Почему же у меня не так? Чем же я провинился перед своим сыном, что он вычеркнул меня из своей жизни?

Был бы верующим, пошел бы помолился… А впрочем кому молиться, перед кем унижаться? Если Бог — допустим он существует — позволяет себя такую несправедливость, наказывая меня и поощряя блудодейство, то какой же он, к чертовой матери, Бог? Нет, мой истинный Бог — мой отец. И он еще даст мне силы, его светлый образ поможет мне выжить в этой тяжеленной обстановке…

Сережа. 1951, 30 ноября

Учусь я опять в своей любимой школе! Дом, в котором мы живем, стоит бок о бок с моей школой: это даже в самом счастливом сне не могло присниться!

Дядю Павла перевели в Москву и дали комнату, где мы теперь живем втроем. Они с мамой поженились. Могу сознаться, что мне стало морально намного легче: все же мать не изменяет отцу с кем-то на моих глазах — тем более с

родным братом своего мужа. Просто она разлюбила одного и вышла замуж за другого. Чу, что же, в жизни все бывает. Я ей не судья в этом случае, но у меня же есть какие-то

внутренние, хотя, может, еще и не осознанные внутренние моральные принципы, которые не позволяли мне спокойно переносить то, что было раньше!

Потом мне мама столько рассказала такого про моего отца, что я его ни видеть не хочу, ни слышать о нем не хочу. И бабник, и алкоголик, и неудачник, но самое главное — я ему совсем не нужен: за все это время он не прислал мне ни

одного письма!

Вот отношения с дядей Павлом у меня стали еще боле странными, чем были до того. Мама сказала, чтобы я его называл "папа", а не "дядя Павел". Но какой он мне папа?! Мне уже семнадцать лет, все это время он был для меня дядей Павлом и вдруг стал папой? Не смешно!.. Не называет же он меня "сын".

Так мы и живем, я обращаюсь к нему без имени, он перешел на такое же обращение. Может, обиделся? Но он же претендует на роль отца, мог бы иногда и что-нибудь ласковое сказать, похвалить, когда надо или просто общаться не как с квартирантом. Может, он все еще чувствует свою вину

передо мной? Ну, так это правильно — виноват. Но хоть бы

"хвостиком повилял", раз виноват!

Мама говорит, что я должен его любить и уважать, потому что он для меня много делает. Во-первых, я был готов к определенному сближению с ним, но он сам не пошел и не идет навстречу, а во-вторых, что такое особенное он для меня делает: кормит, одевает, дает 30 копеек на кино раз в неделю? А что, мог бы не поить, не кормить и постелить подстилочку в коридоре?

Так что, при двух папашах я остался без единого! Мама меня любит, но как будто боится этого показать дяде Павлу.

Ну, да ладно, вот кончу школу, может, пойду работать, сам буду зарабатывать, стану независимым, может, в общежитие устроюсь. Но вообще-то хочется в институт поступить. У нас все мальчишки уже о будущей учебе говорят.

Катерина. 1952, 27 апреля

У меня родился второй сын. Большой, здоровенький.

Павел, конечно, был рад. Чтобы сделать его окончательно счастливым, я назвала сына в его честь — Павлом. Так что появился на свет еще один Павлик.

Я Павлу все уши прожужжала, что теперь надо еще настойчивее добиваться отдельной квартиры, а то здесь ни пеленки замочить, ни развесить их. Соседи тоже ходят нос воротят. Да и без того отношения с ними не блестящие, хотя все, вроде, интеллигентные люди, с высшим образованием. Оба мужика — военные, как и Павел.

Вопреки моим ожиданиям, Павел не сходит с ума от появления сына: он рад, но не нянчится с ним, не играет, не гукается, как это делают нормальные папаши. Вон как Михаил Сережку все свободное время буквально на руках носил!

Правда, Павел очень устает, приходит поздно. Обычно поест — и спать. Только по выходным мне удается вытащить его на прогулку с коляской. А один он почему-то не ходит гулять с Павликом. Может, стесняется? Кто его поймет!

А вот Сережка искренне обрадовался появлению младшего братишки. И помогает мне очень по хозяйству, и бегает за детским питанием, и пеленки замачивает… А ведь у него сейчас ответственный период — кончает девятый класс…

Сережа. 1952, 12 сентября

У меня появился братишка. Очень забавный, ему уже

скоро полгода, но он уже и сейчас, хотя и совсем крохотный,

но человечек. Очень смешно улыбается. Я с ним много вожусь, и мама не нарадуется, глядя на нас вдвоем.

А вот от отца своего я уже не помню, когда и последнее письмо получил… Я недавно написал ему коротенькое письмецо, спрашивая, почему он мне ничего не пишет. Убегая в школу, я попросил маму отправить его, поскольку дома не было марок. Она все равно собиралась на почту за чем-то и обещала все сделать. Но пока — ни ответа, ни привета.

Странно получилось, что после того, как у меня образовался второй "папа", мне взгрустнулось по родному отцу. Ведь для меня он был не так уж и плох. Ну, то, что было у них с мамой — это их личное дело. Я уже достаточно

взрослый, чтобы это понимать. Но мне с ним было хорошо: он со мной много занимался, гулял, рассказывал интересные вещи. Да и вообще, мне кажется, что он меня очень любил! Что же произошло? Вот мама говорит, что у мужчин нет сильной привязанности к детям. Может, она и права: вон дядя Павел к Павлику относится как-то холодновато: ни понянчит, ни погукается…

Но что же мне-то делать? Я должен с ним напрямую выяснить наши отношения! А может, подождать?.. Представляю себе такую картину: вот станет он старым, больным, никому ненужным, тогда я приду тогда к нему и скажу: "Папа, это сын пришел к блудному отцу. Ты меня забыл, а я тебя все это время помнил. Давай опять станем отцом и сыном!"

Кстати, это он мне и рассказывал притчу про блудного сына. Он очень странный — в Бога не верит, а Библию знает от корки до корки. Он рассказывал, что его отец, Платон Андреевич, верил в Бога и даже служил кем-то в церкви. А

сам папа перестал верить в Бога, когда дедушку Платона забрали чекисты и расстреляли.

Михаил. 1953, 12 января

Как только стало известно, что я развелся и живу один,

на меня стали буквально вешаться бабы. Мне все это даже

противно: мне никто не нужен, а уж тем более эти молоденькие хищницы. Я их даже побаиваюсь: забеременеет нарочно, куда потом деваться? Поэтому я веду себя так, как наверное ведут себя импотенты: со всеми веду себя достаточно свободно, но дальше определенной границы — ни- ни!

Но, если сознаться, то если не душа, то тело требует кого-нибудь хоть изредка… Противно это, но что делать — жизнь есть жизнь.