Елена Чижова - Преступница

Едва сверяясь с закорючками, она отвечала легко и собранно, так что женщина, сидевшая напротив, кивала в продолжение ответа. Покончив с первым вопросом, Маша переждала мгновение, но преподавательница милостиво улыбнулась и предложила переходить ко второму. "Очень хорошо, замечательно, - она похвалила искренне и только теперь потянулась к ведомости. История с рыдающей медалисткой помешала свериться раньше. - Как ваша фамилия?" - она заносила ручку над списком. Маша назвалась и, едва произнеся, поняла: что-то случилось.

Лицо женщины жалобно сморщилось, словно, узнав Машину фамилию, она сама стала медалисткой, готовой заплакать. Быстро отложив ручку, она сунулась в ящик стола. На поверхность вышел какой-то список, и, сверившись, женщина подняла на Машу потухшие глаза. Уголки ее губ дрогнули, и, глядя мимо Машиных глаз, она сказала, что у нее есть еще один, дополнительный вопрос, и отличную оценку, которую Маша заслуживает ответом на основные, она сможет выставить только в том случае, если получит ответ и на него. Маша кивнула. Кажется, не полагаясь на себя, женщина вынула еще один лист и просмотрела внимательно. Она еще не раскрыла рта, но Маша почувствовала: все разделилось надвое. Одна ее половина готовилась отвечать, другая, как будто глядящая издалека, уже понимала твердо: на этот вопрос, который будет предложен, у нее не будет ответа. Женщина спросила, и всей отлетевшей душой Маша поняла: нигде и никогда - ни в учебниках, ни в книгах - ей не встречалась цифра, которую от нее требуют. Первая жалкая половина затрепетала и всхлипнула, и чужим расслабленным голосом, - его звук Маша запомнила навсегда, - она попросила задать ей еще один вопрос.

"Я не могу, я просто не могу поставить вам пятерку", - женщина заговорила потерянно, и, понимая, что не простит себе униженной просьбы, Маша кивнула головой и замолчала. Почти благодарно, словно своим молчанием Маша снимала с ее души непомерную тяжесть, женщина вывела четверку и вдруг сказала: "Четверка - очень высокая оценка", - и всей отчужденной половиной Маша поняла, что она имеет в виду: для нее, в ее положении, четверка была наивысшим баллом, на который эта молодая женщина могла решиться.

От самых дверей аудитории Маша решительно направилась туда, где неделей раньше заполняла анкеты. Юная девушка, сидевшая над папками, взглянула удивленно. Подняв ладонь, Маша остановила вопросы и, получив обратно свой аттестат, вышла на набережную. Она шла по направлению к Дворцовому мосту, над которым сияли два слова, вернувшиеся из детства: военная машина.

Дома она сообщила родителям, что забрала документы, и, не вдаваясь в долгие объяснения, сказала: с четверкой по главному предмету рассчитывать не на что. Вечером приехал Иосиф, и, уединившись с ним в комнате, Маша рассказала во всех подробностях, а он кивал и презрительно морщил губы. Маша морщилась в ответ. В первый раз на ее губах, как прыщ после болезни, расцвела усмешка, похожая на усмешку брата.

Отец назвал решение малодушным. Всей своей ссохшейся душой Маша соглашалась с ним, но ничего не могла с собой поделать. "Кем ты станешь без диплома - уборщицей? Четверка - не повод сдаваться. У меня самого в матрикуле, - этим словом во времена отца называли зачетную книжку, - тоже попадались четверки, но рук я не складывал, хотя, между прочим, еще и работал на производстве". Воодушевленно, как о счастливых временах, он рассказывал о вузовской юности, когда ему, недавнему выпускнику рабфака, приходилось совмещать учебу в Политехническом с работой на заводе Марти. Этапы славного пути, идя по которому отец стал главным инженером научно-исследовательского института, требовали усилий и самоотдачи. Эти рассказы Маша слышала не раз, но теперь, после скверного экзамена, едва сдержала себя, чтобы не выкрикнуть ему в лицо саднящую правду.

Через три дня, страдая от родительских упреков, она устроилась уборщицей в сберегательную кассу - на Невском, угол Литейного. Заведующая, оформлявшая ее документы, предупредила, что работа временная, в сентябре возвращается постоянная женщина, на лето уехавшая с сыном в пионерский лагерь.

В сберкассу Маша приходила к закрытию и, дождавшись, когда освободится помещение, принималась мыть, начиная с туалета. К девяти заступал дядька из вневедомственной охраны, и Маша отправлялась домой: пешком, как в ушедшем году, она шла по распаренному Невскому - прежним маршрутом, словно брела из Публички. Солнце ложилось косыми лучами, и под их смиренным светом она представляла себе, что ничего не было. Страшный паук казался кошмаром, терзающим во сне. От этого сна еще можно было очнуться, и, засовывая руку под платье, она щипала себя до синяков. Однажды, дойдя до Гостиного, Маша вдруг осознала, что паук ее не обманывал: давным-давно, в детстве, словно предупреждая о своем неминуемом появлении, он запал в ее сознание и терпеливо дожидался, пока она подрастет. О себе он напоминал гадким словом коммунальных скандалов. Теперь, когда паук расправился с нею, Маша понимала материнское молчание и недогадливую деликатность отца. Родители молчали потому, что слово, вылетавшее из соседской глотки, не относилось ни к отцу, ни к матери: паук метил в дочь. Дождавшись, он расправился с нею, прокусив кожу: на Машиной шее остались ранки от его челюстей. Ядовитый след паук оставил намеренно, чтобы люди, с которыми Машу сводила ее нынешняя взрослая жизнь, могли различить его свежий знак - с одного взгляда.

Они различали. Заведующая, оформлявшая документы, внимательно прочитала Машину карточку и подняла на нее глаза: взгляд, короткий и собранный, остановился на Машиной шее. Маша повела плечом, сбрасывая, но предательский укус мгновенно заныл и воспалился так, что рука сама собой потянулась к шее - почесать. Взгляд был коротким, но Маша отлично узнала: этот взгляд заведующая переняла у паука. Впрочем, так она больше никогда не смотрела, а, напротив, хвалила Машу за усердие и даже выписала ей премию - десять рублей.

На исходе августа Маша сообщила родителям, что ее нынешняя работа заканчивается, но днем позже встретила одноклассницу, поступившую в университет на вечернее. Вечерникам полагалось работать, по крайней мере, приносить специальные справки. Галя сказала, что узнавала и выяснила: свободные ставки есть в Библиотеке Академии наук, в иностранном хранилище. Сама она устраиваться не хочет, но может объяснить Маше - как и куда.

Сумрачное здание библиотеки высилось на площади за университетскими корпусами. Начальник отдела кадров взглянул на паучий укус равнодушно, забрал трудовую книжку и приказал выходить на работу первого сентября.

День выпал солнечным. Она оглядывала стайки нарядных школьниц и думала о том, что еще в прошлом году не понимала своего счастья. О неимоверном счастье студентов Маша не дерзала и думать. Их счастливые голоса летели из открытых окон, когда она, поправляя пестрый шейный платочек, бежала от троллейбусной остановки по университетскому двору. Проходной двор тянулся вдоль стены Двенадцати коллегий и выводил на библиотечную площадь. Он был длинным, и ко времени, когда Маша его одолела, голоса студентов разбрелись по аудиториям и стихли над чистыми тетрадями.