Вадим Фролов - Что к чему...

К Андреичу я пришел уже около двенадцати. Он поворчал немного для порядка, и мы улеглись спать. Ночью я долго строил всякие планы, и на душе у меня скребли кошки из-за Нюрочки и вообще, но я старался не думать об этом, – в конце концов со мной поступили еще хуже. А уехать было просто необходимо: не мог я больше тут находиться, боялся, что могу, как любила говорить тетя Люка, «покатиться по наклонной плоскости». Я и так уже, кажется, начал. И хоть мне было вроде на все наплевать, этого я все-таки не хотел. А если уеду хотя бы на время, то мне придется заботиться о себе самому, никто со мной нянчиться не будет, – значит, надо будет что-то делать.

Дядя Юра всегда говорит: «Главное – вовремя принять решение». Вот я и принял решение, и мне стало немного легче.

А утром за завтраком я как можно спокойней сказал Андреичу:

– Андреич, я, пожалуй, в деревню поеду, в Красики. Меня звали…

Тут я немного соврал, но только немного, – ведь в самом деле меня звали в деревню, правда, на лето, а не на осень и на зиму, но все-таки звали ведь…

– Ну?! – удивился Андреич.

Я начал ему доказывать, что мне просто необходимо поехать в деревню. Ведь год у меня все равно пропал, здесь работать меня не возьмут, а там… и так далее и так далее. Расписывал все так, что даже сам удивлялся. Андреич слушал и кивал головой, а я потихоньку следил за ним.

– Так, может, поехать? – спросил я наконец, когда уже совсем выговорился.

– Поезжай, коли у меня надоело, – с обидой сказал Андреич.

Такого поворота я не ожидал. Я думал, что он станет отговаривать меня, начнет ворчать, что мне об учебе думать надо или еще что-нибудь, а он взял и обиделся.

– Что вы, Андреич, – сказал я. – Мне у вас очень хорошо, совсем как дома…

– Ладно, не финти, – сказал он, усмехаясь. – Небось охота поехать?

Я кивнул, и Андреич вдруг воодушевился.

– А что? – закричал он. – Матка уехала, батька уехал. Все, видишь ли, проветриваются, а парень тут куковать должен, и всякая чертовщина ему в голову лезет. Ан, нет, пускай и он проветрится, – все одно здесь делать нечего. Поезжай, и все тут! – сказал он так, как будто я отказывался. – А батьке я сам все растолкую.

Он достал из стола деньги – те самые пятьдесят рублей, которые я ему отдал, и спросил, когда я думаю ехать… Я сказал, что еще не знаю и что, наверно, со мной поедет Юрка.

– Тот самый, дружок? – спросил Андреич и задумался, и я уже начал жалеть, что сказал ему о Юрке, но он мотнул головой и сказал: – А что – вдвоем веселее. Валяйте. Ты только мне из деревни отпиши, что и как, а то мне перед отцом ответ держать, – он засмеялся, – скажет еще, что сплавил пацана, старый черт. Ан, нет, я ему тогда такое скажу, что он всю жизнь кашлять будет. Валяй поезжай. Денег хватит, а не хватит – пришлю. Ты только отпиши.

Я и радовался, что так легко все получилось, и плакать мне почему-то хотелось… Я кое-как поблагодарил Андреича и сказал, что Ливанские, наверное, не согласятся меня отпустить. Старик разозлился.

– А какое они имеют полное право запретить! – закричал он. – Николай мне тебя оставил, а не им, ну я и разрешаю. И точка. А если поет этот со своей Лизаветой ерепениться будет – ты скажи, чтобы они ко мне зашли, я им растолкую, что к чему.

Я пошел к Ливанским и рассказал им про деревню.

– Чепуха, – сказала тетя Люка, – никуда ты не поедешь.

Дядя Юра не сказал ничего и задумался. Тетя Люка начала бушевать. Мало того, что его выгнали из школы, так он еще хочет стать гопником и ездить под вагонами, говорила она. Скажите, какой самостоятельный – возьмет и поедет в деревню, что он там не видел, в этой деревне, там своих лодырей и нахлебников хватает, и кто там о нем будет заботиться, и что скажет Николай, когда приедет, хотя Николай этот ничего не скажет, давно известно, что ему наплевать на собственных детей… Но этот, этот, как вам нравится, – его вышибли из школы, так он…

– Перестань, Лиза, – тихо сказал Кедр, – нельзя же так.

– Ах, так нельзя, – закричала тетя Люка, – а делать из ребенка преступника можно? Понимаешь, ты, замороженный идеалист, что его из школы…

И тут я не выдержал.

– Это из-за вас меня из школы вышибли, – тихо сказал я.

Тетя Люка задохнулась, а меня уже занесло.

– Если бы вы все не были трусами, – сказал я, – меня не выгнали бы из школы, понятно? Это вы со своим враньем сбили меня с толку, понятно? Вы скрывали и замазывали все и ничего не хотели мне говорить, а я узнал, и из-за этого меня вышибли из школы. Понятно?

Я говорил тихо, почти шипел, и видел, как побледнела тетя Люка, а Кедр горестно закачал головой. Тетя Люка села на стул и заплакала. Я растерялся, и вся моя злость улетучилась, – уж больно это странно было – видеть тетю Люку плачущей. Потом мы все долго молчали, а тетя Люка всхлипывала и сморкалась. Наконец Ливанский сказал:

– Поезжай, Саша.

– Боже мой, – сказала тетя Люка, – поезжай, но ты подумал, что будет с Нюрочкой? Она так тоскует, а тут еще и ты уедешь.

Она знала, что сказать, эта тетя Люка! Но я был готов к этому. Я только стиснул зубы и промолчал.

Они вместе со мной зашли к Нюрочке, и я сказал ей, что ненадолго уеду. Она заплакала, и тогда я неожиданно соврал ей, что поеду за мамой. Тетя Люка возмущенно зашептала что-то, но Кедр сказал ей, чтобы она молчала. Нюрочка обрадовалась и отпустила меня быстро, и я был рад этому – мне просто было невмоготу…

Тетя Люка совала мне деньги, но я отказался: не хватало мне еще у них брать деньги. Я попрощался. Тетя Люка, рыдая, скрылась у себя в комнате, а Кедр вышел на площадку.

– В деревню, значит, Саша? – тихо спросил он и заглянул мне в глаза, и я понял, что он не будет писать мне писем в деревню. – Ну что ж, может, так и нужно. Ты становишься взрослым, Саша.

Он крепко пожал мне руку и слегка обнял.

Я пошел искать Пантюху, но не нашел: он носился где-то, – наверно, добывал деньги на дорогу. Я стоял во дворе и раздумывал, что мне делать дальше, и тут увидел Ольгу. Между прочим, я не видел ее уже несколько дней: почему-то она перестала заходить к Андреичу.

– Здорово, – сказал я, – ты куда пропала?

Ольга не ответила. Вздернула подбородок и прошла мимо. Даже и не посмотрела на меня. Это что-то новое, подумал я.

– Ты чего? – спросил я, догнав ее.

– Отстань, – сказала Ольга.

Я пожал плечами и хотел уйти: у девчонок бывают иногда такие «закидоны». И лучше не обращать на них внимания. Но она не дала мне уйти. Когда я уже повернулся, чтобы идти, она вдруг так дернула меня за руку, что я чуть не упал.

– Ненавиж-ж-жу я тебя! – прошипела она.

Опять новости. Я раскрыл рот, а она так двинула меня кулаком под ребра, что я даже согнулся.

– Ты чего? – заорал я.

Она повернулась и побежала. Ну что в самом деле – чепуха какая-то… Я догнал ее, схватил за плечо, повернул к себе и вдруг неожиданно сказал: