Юрий Гончаров - Большой марш (сборник)

«Ну почему бы не помочь? Из уважения хотя бы к старшинству лет, седине, черт возьми… Неужели в таксопарках совсем не учат поведению?» – не сдержал Коровин в себе этих мысленных гневных слов. Но вслух он ничего не сказал, никак не проявил своих чувств, давно уже убедившись в бесполезности воевать за вежливость и хорошее обслуживание с магазинными продавцами, проводниками вагонов, такими вот шоферами такси, вынул и поставил на тротуар чемоданы так, будто все происходило без всякой ненормальности, как нужно.

Однако он все же отомстил шоферу за его хамство и черствость, отомстил тем единственным, что мог сделать в своем положении: давая за проезд деньги, не сказал: «Спасибо!», что означало бы – сдачи не нужно, а холодно подождал, пока шофер, явно недовольный, не отсчитал всю, до копейки, положенную мелочь.

Массивная дверь, вводившая в гостиничный вестибюль, была на тугой пружине. Коровин, отворив ее ногой, дал пройти сначала Наташе, затем, застревая чемоданами, неловко протиснулся сам.

На барьере перед администраторшей блестела капитальная, золотом на черном стекле, табличка: «Свободных мест нет». Возле барьера в унылых позах давно находящихся здесь и уже ни на что не надеящихся просителей стояло трое или четверо мужчин; еще человек пять с таким же выражением долгого ожидания в своих позах сидели в креслах посреди вестибюля, устланного красным ковром. В стороне, у стен, как бы приглашая к такому же долгому ожиданию, тоже стояли кресла, пустые, широкие, обтянутые лоснящимся дерматином.

– Садись, отдохни, – сказал Коровин Наташе. – Укачалась?

– Да ничего… – ответила она и даже улыбнулась ему. Улыбка вышла слабой. Достав из сумочки зеркальце, она мельком оглядела свое лицо, концом платочка тронула углы губ. – Ничего, – повторила она, – сейчас отойду…

Тепло и нежность шевельнулись в груди Коровина. Молодец, Натка, умница… Если и повезло ему в жизни, то это только с ней: никогда никаких жалоб, нытья, кислых мин, все свои плохие настроения умеет держать внутри, не показывая, всегда поразительная терпеливость. Иным мужчинам такое самообладание позаимствовать бы не грех, и в первую очередь – ему самому, Коровину…

Администраторша, полная сорокалетняя женщина, из тех, что называют жгучими брюнетками, ярко напомаженная, белыми пухлыми пальцами в чрезмерном количестве перстней перебирала на своем столе под абажуром штепсельной электролампы какие-то разграфленные карточки. Физиогномист, читающий в чертах лица тайны характера, натуры, мог бы прочесть в ее уже заметно увядшем, обвисающем, с подпухлостями под глазами и набрякшими веками лице, что у нее не один, а, по меньшей мере, два характера, она умеет быть, когда это надо, услужливой и отменно любезной, а когда это не требуется, не обязательно – совершенно противоположной: грубой и жесткой, глухой и недоступной для любого голоса, для любых просьб и обстоятельств. Начальству она удобна и желанна, потому что в ту сторону она всегда обращена первой своей половиной, послушна любым приказаниям и чутко подхватывает даже то, что не имеет ни вида, ни формы приказа или распоряжения, а всего лишь невидимый ток, который следует угадывать на расстоянии и самому обращать в словесную форму. Такие женщины слывут надежными работниками, в дни праздников получают премии и поощрения, но в своих коллективах их не любят, с подчиненными они круты, и когда, случается, покидают свои служебные посты, большинство сотрудников вздыхает с облегчением и воспринимает их уход как долгожданный праздник.

Коровин не был физиогномистом, никогда не тренировал себя в этой области, тем не менее, подойдя к барьеру и лишь на секунду взглянув в склоненное над бумагами неприветливое, демонстративно-отчужденное лицо администраторши, он как по печатным строчкам со всей четкостью прочитал все ее внутренние свойства.

– Так как с местами? – спросил он, наклоняясь через барьер, хотя чувство ему говорило, что спрашивает он напрасно, перед ним – сама глухота, каменная холодность и безразличие.

Администраторша, не отвечая, считала про себя что-то на карточках, губы ее шевелились.

Коровин повторил свой вопрос.

Администраторша всколыхнулась всем своим пухлым телом и точно взорвалась:

– Неужели не видите, что я занята! Теперь опять пересчитывать!.. Что за люди! Вот же, перед вами, ясно написано: мест нет!

– Может быть, будут потом? К вечеру? Обычно в конце дня кто-нибудь уезжает… Мы с женой могли бы в таком случае подождать…

– Не будет и потом.

– Но вот же люди ждут…

– Я не знаю, чего они ждут. Товарищи, – громко, на весь вестибюль, сказала администраторша через свой барьер, – ничего не ждите. Я вам уже объявляла русским языком: мест нет и не будет!

Она снова склонилась над своими карточками, весь вид ее говорил, что теперь она полностью глуха, больше никому ни на какие вопросы она не ответит.

– Слышала? – негромко спросил Коровин, подходя к креслу, в котором, вытянув ноги, откинувшись, полулежала Наташа. – Похоже, здесь мы ничего не добьемся…

– Есть у них места, – тихо сказал Коровину небритый мужчина делового вида с толстым портфелем в руке. Когда Коровин разговаривал с администраторшей, он молча, с хмурым лицом, приблизился из глубины вестибюля и стоял за его спиной. Вероятно, незадолго перед этим сам на этом же месте вел точно такой же разговор, и его интересовало – что выйдет у Коровина. – Половина гостиницы свободна. Но держат на броне, участникам какого-то совещания. Заезд только завтра, могли бы и поселить до утра. Мне, например, всего-то на одну ночь и надо…

– Какое же совещание?

– Методисты школьные, что ли. С нескольких областей.

– Школьные методисты? Здесь, на курорте? Это же чушь какая-то! Какие могут быть здесь совещания, люди со всей страны едут сюда отдыхать, лечиться… Если тут устраивать совещания, то куда же тогда ехать тем, кто вздумал отдохнуть?

– А что вы удивляетесь, тут непрерывно всякие совещания, конференции, семинары, симпозиумы. Месяц назад я приехал – тоже ни в одну гостиницу не попасть, Всесоюзный семинар директоров ресторанов, слет модельеров верхнего платья для обмена опытом, еще что-то. В центральных городах с гостиницами совсем плохо, а здесь можно приткнуться…

– И только потому свозить людей в такую даль? Фактически лишить курортный город его целевого назначения, главной его функции? Какие же это получаются концы у тех, кто сюда едет на такие семинары?

– А какая им разница, куда ехать, – близко, далеко? Билеты, суточные, гостиница – все оплачивается, а людям даже приманчиво нежданно-негаданно у моря недельку пробыть…

Мужчина походил взад-вперед по ковру вестибюля, помахивая портфелем.