Грэм Грин - Путешествия с тетушкой

– Вы, кажется, попали в беду, Генри, – сказал он.

– Произошла ошибка. Я чихнул и нечаянно высморкался…

– …в цвета Колорадо как раз перед их штабом.

– Да. Но я-то думал, это мой носовой платок.

– Вы попали в отчаянный переплет.

– Видимо, да.

– Вы можете схлопотать десять лет. Вы извините, если я присяду. Столько часов простоял на этом проклятом параде.

– Да, конечно, садитесь.

– Я могу попросить второй стул.

– Не беспокойтесь. Я уже привыкаю к мешковине.

– Ведь худо, что вы сделали это в их День независимости, – сказал О'Тул. – Как будто умышленно. Если бы не День независимости, вас выслали бы из страны, и дело с концом. С чего это вы назвали меня?

– Вы говорили, что знаете все ходы и выходы, а на «английское посольство» они не реагировали.

– Боюсь, ваша нация тут не в чести. Мы все-таки доставляем им оружие… и еще помогаем гидроэлектростанцию строить… недалеко от водопада Игуасу. Бразилия тоже будет ею пользоваться, но ей придется платить Парагваю за право пользования. Великое дело для их страны.

– Безумно интересно, – сказал я не без горечи.

– Мне, конечно, хотелось бы вам помочь, – продолжал О'Тул. – Вы друг Люсинды. От нее, кстати, пришла открытка. Она не в Катманду, она во Вьентьяне. Не знаю, чего ради.

– Послушайте, О'Тул, – сказал я, – если вы не можете ничего сделать, позвоните хотя бы в британское посольство. Раз уж мне суждено провести в тюрьме десять лет, то я хотел бы иметь кровать и стул.

– О чем речь, – сказал О'Тул, – я все устрою. Я, наверно, мог бы даже вызволить вас из полиции. Шеф полиции – мой добрый приятель…

– Тетушка, по-моему, тоже хорошо с ним знакома.

– Не очень-то на это рассчитывайте. Видите ли, к нам поступила свежая информация о вашей родственнице. Полиция бездействует – очевидно, не обошлось без взятки. Но мы оказываем на нее нажим. Вы, похоже, связались с весьма сомнительными личностями, Генри.

– Моей тетушке семьдесят пять лет. – Я взглянул на свои настенные записи: улица Прованс, Милан, «Мессаджеро». Девять месяцев назад я и сам счел бы ее карьеру сомнительной, но теперь в ее curriculum vitae [жизнеописание (лат.)] я не видел ничего плохого – ничуть не хуже, чем тридцать лет работы в банке. – Не понимаю, что вы имеете против нее?

– К нам заходил ваш знакомый, тот черный парень.

– Уверен, что о тетушке он не сказал вам ничего плохого.

– Правильно, он и не говорил, но зато много чего порассказал про мистера Искьердо. Так что я уговорил полицию на некоторое время изъять Искьердо из обращения.

– Это тоже входит в ваши социологические исследования? Наверное, он страдает от недоедания?

– Тут я вас немного обманул, Генри, – проговорил он. Вид у него опять был слегка пристыженный.

– Значит, вы все-таки служите в ЦРУ, как и говорила Тули?

– Ну… вроде того… не совсем… – Он цеплялся за клочья своего обмана, как за вывернутый порывом ветра зонтик.

– Что вам сообщил Вордсворт?

– В состоянии он был довольно скверном. Не будь ваша тетя такой старой, я бы сказал, что тут замешана любовь. Он вроде ревнует ее к этому типу Искьердо.

– Где Вордсворт сейчас?

– Где-то болтается поблизости. Хочет увидеться с вашей тетей, когда вся заваруха рассосется.

– А может рассосаться?

– Отчего же. Генри, может. Если все будут вести себя благоразумно…

– К чиханью это тоже относится?

– Да, и к чиханью тоже. Что до контрабандных делишек мистера Искьердо, так всем на это плевать, лишь бы он вел себя разумно. Вы же знаете мистера Искьердо.

– В глаза не видел.

– Может, вы знаете его под другой фамилией?

– Нет.

О'Тул вздохнул.

– Генри, – сказал он, – я хочу вам помочь. Друг Люсинды вправе на меня рассчитывать. Мы можем затормозить это дело запросто. Висконти не такая уж важная фигура, не то что Менгеле или Борман.

– Речь, кажется, шла об Искьердо.

– И вы, и я, и ваш приятель Вордсворт знаем, что это одно лицо. Полиция тоже знает, но она покрывает этих людей – по крайней мере покуда у них есть деньги. У Висконти деньги почти вышли, но тут появилась мисс Бертрам и заплатила за него сполна.

– Мне об этом ничего не известно. Я просто приехал в гости.

– Я догадываюсь, что были основательные причины, почему Вордсворт встречал вас в Формосе, Генри. Так или иначе, я бы хотел переговорить с вашей тетей, а если бы вы замолвили за меня словечко, мне бы это облегчило дело. Если бы я убедил полицию отпустить вас, мы с вами могли бы пойти к ней вместе…

– Что именно вам нужно?

– Она, наверно, уже беспокоится о Висконти. Я могу ее успокоить. Его продержат в каталажке считанные дни, пока я не дам распоряжения его отпустить.

– Вы хотите предложить ей какую-то сделку? Предупреждаю, она не согласится, если это может повредить мистеру Висконти.

– Я просто хочу с ней поговорить, Генри. В вашем присутствии. Одному мне она может не поверить.

Мне стало уже невмоготу сидеть на мешковине, и вообще я не видел причин отказывать ему.

– Пока вас выпустят, уйдет, наверно, час или два. Нынче везде такой беспорядок.

Он поднялся.

– Как поживает статистика, О'Тул?

– Этот парад совсем выбил меня из колеи. Я даже кофе боялся сегодня выпить. Столько часов простоять – и ни разу даже не помочиться. Сегодняшний день придется вычеркнуть. Нормальным его никак не назовешь.

На переговоры ушел не час и не два, но стул после ухода О'Тула унести забыли и дали мне какой-то жидкой каши, и я принял все это за добрый знак. К моему удивлению, я не испытывал скуки, хотя ничего нового к тетушкиной биографии на стене я прибавить не мог, за исключением двух предположительных дат, относящихся к периодам Туниса: и Гаваны. Я принялся сочинять в уме письмо к мисс Кин с описанием моего настоящего положения: «Я нанес оскорбление правящей партии Парагвая и причастен к делам военного преступника, за которым охотится „Интерпол“. За первое мое преступление максимальное наказание – десять лет. Я нахожусь в тесной камере площадью десять футов на шесть, для спанья имеется только кусок мешковины. Не представляю, что будет со мной дальше, но, признаюсь, больших страданий не испытываю – мне все глубоко интересно». Такого письма я на самом деле никогда бы писать не стал, потому что в ее представлении никак не совместились бы автор письма с тем человеком, кого она знала раньше.

На улице уже совсем стемнело, когда за мной наконец пришли. Меня опять провели по коридору, в дежурку, там мне торжественно вручили тетушкин шарф, и полицейский дружески хлопнул меня по спине, подтолкнув к двери на улицу, где в допотопном «кадиллаке» меня ждал О'Тул.

– Простите, – сказал он. – Все получилось дольше, чем я думал. Боюсь, мисс Бертрам волнуется теперь еще и из-за вас.