Юрий Мухин - Три еврея

Начальник техотдела главка Герман Васильевич Серов мужик был неплохой, но в плане «Знака качества» он был мой политический противник, поэтому, когда я начал уговаривать его упросить кого-либо из министерского начальства похлопотать за нас, то он и слушать меня не захотел.

А надо сказать, что по приезде в Москву я заболел странной болячкой. С утра все было ничего, но как только я начинал ходить по московским учреждениям, у меня на коже начинали вспухать пятна вроде тех, которые появляются после ожога крапивой или комариных укусов. Начиналось все с подъема стопы, затем пятна ползли по ногам вверх и к концу дня начинали вспухать на лице. Зеркала я с собою не носил, но догадывался, что вид у меня становился ужасненький. И вот как раз во время разговора с Серовым у меня начало распухать лицо, я это понял по тому, что увидел, как очки у меня сами поднимаются вверх — это значит, уже начал распухать нос. Серов сначала в своем раже доказывания нашей глупости этого не заметил, а когда увидал, то перепугался. Я объяснил ему, в чем дело, и попросил не волноваться, поскольку к вечеру эта штука пройдет. Но это возымело обратный эффект, он начал материть мое начальство, которое послало в такую командировку больного человека, тут же попытался дозвониться до завода, чтобы потребовать отозвать меня домой телеграммой, начал убеждать меня срочно улетать домой, так как я и так уже сделал больше, чем кто-либо другой. Короче, он проявил ко мне искреннее участие, которое мне и на хрен было не нужно — мне нужно было, чтобы он убедил кого-либо позвонить тому уроду, а этого Серов делать не хотел.

Но по сути он был прав — я и так сделал все, что мог. Утром я выехал из Ясенево, где ночевал у родственников, на аэровокзал, чтобы купить билет на Павлодар, но не выдержал и снова поехал к этому «говну страшному». Никакого плана не было, я просто хотел еще раз с ним переговорить — а вдруг? Вдруг он встал с «той ноги» или съел чего-нибудь? Вхожу в ту контору, а он выходит мне навстречу… Но все же я поднимаюсь в его приемную и здесь сложилась такая ситуация, что я начал действовать по вдохновению. Когда я входил в приемную, небольшую комнату, из кабинета директора вышла секретарша и оставила двери в кабинет открытыми, я поздоровался, она что-то буркнула, взяла бумаги и пошла в кабинет зама. И тут я немедленно сделал несколько шагов, быстро вошел в кабинет директора, подхватил из кучи папку со своими документами и снова положил ему на стол — прямо на центр стола, а не в корзину «входящие». Тут же вышел и сел на стул для ожидающих приема. Первоначально я хотел, чтобы тот козел еще раз увидел мои бумаги, но поскольку первые шаги авантюры получились, то возник соблазн воспользоваться тем, что зам этого директора безвольная тютя.

Вернулась секретарша и объявила, что директор срочно вызван в Госстандарт, я сделал удивленный вид и попросился к заму, зам согласился меня принять. Я зашел и с деловым видом сообщил, что мой министр — министр черной металлургии СССР — вчера звонил директору и тот пообещал министру, что сегодня утром к 10–00 будет выписано свидетельство на ФС-65, я приехал, чтобы срочно отвезти его председателю Госстандарта, а директора нет! Зам растерялся, начал говорить, что директора срочно вызвали в Госстандарт, что он ничего про это не слышал. Я попросил его посмотреть в кабинете директора, может быть, свидетельство готово и у него лежит? Зам пошел, я за ним, подошли к столу директора, и я уверенно указал на свою папку: «Так вот же эти документы лежат, он, наверное, не успел распорядиться». Зам растерянно взял со стола папку, а ее расположение на столе говорило, что с ней работали, начал звонить в Госстандарт в тот отдел, куда поехал директор, но тот еще не доехал, а сотовых, слава богу, еще не было. Я же начал делать прозрачные намеки, что в порядочной конторе, если обещают министру СССР, то это обещание выполняют, и что отсутствие директора — это не оправдание, поскольку замы для таких случаев и существуют. Зам совсем растерялся, подписал мне бумаги, вызвал исполнителей и распорядился отложить другие работы и срочно выписать мне свидетельство.

Я сбегал в буфет, купил шоколадки исполнительницам и стоял над их душой, чтобы они ни минуты не потеряли — надо было успеть до возвращения директора, иначе тот мог бы прервать эту мою импровизацию. Успел, и когда со свидетельством в портфеле выскакивал из этой конторы, то в дверях вновь столкнулся с уже возвращающимся директором, тот взглянул на меня удивленно, и это прибавило мне прыти — я остановил такси и помчался в Госстандарт.

Но там «хороший мужик» вылил на меня ушат холодной воды: председатель Госстандарта уехал в командировку за границу, а оставшийся за председателя первый зам такая скотина, что еще никому не подписал свидетельства, и ему его лучше не носить, поскольку если он откажется подписывать, то потом уже и председатель не подпишет. «Хороший мужик» меня успокаивал, предлагал уезжать, а через неделю, когда вернется председатель, он сам занесет к нему свидетельство, подпишет его и Вышлет на завод. Деваться было некуда — это было единственное разумное решение, но меня глодала мысль — а что будет, если очухаются в той конторе, которую я только что объегорил?! Я попрощался с «хорошим мужиком» и, оставив ему свидетельство, спустился в вестибюль.

Одеваюсь в гардеробе и слышу разговор двух посетителей о том, что первый зам председателя Госстадарта, к которому один из них приехал, сегодня утром выехал в командировку на Урал. Ага! Снимаю пальто и снова поднимаюсь к «хорошему мужику»: «Если и первого зама нет, то обязанности председателя исполняет очередной зам. А он как?» Тот меня с полуслова понял: «Этот нормальный мужик. Иду к нему!» Возвращается, говорит, что договорился, но этот зам не хочет расписываться «через палочку» на фамилии председателя. Я нашел лезвие, аккуратно (насколько смог на защищенной бумаге) стер фамилию председателя и впечатал фамилию зама. «Хороший мужик» сходил и принес мне свидетельство уже подписанное и с печатью.

Все!

Мне надо было бы радоваться, но я был какой-то опустошенный, и у меня появилось такое чувство, как будто я от этой мутоты сильно устал и вот теперь, наконец, могу расслабиться. Я начал считать дни, которые заняло у меня прохождение московских инстанций — их оказалось 9. Это был новый рекорд Союза, но для меня лично он подтверждал только то, что я и так знал — победы добьешься только тогда, когда будешь упорно ее добиваться. Я и сам не понимаю, почему я в этом деле так уперся? Да, речь шла о премиях для моего завода, для моих друзей, да, речь шла о том, чтобы снять неприятности с главного инженера, но, думаю, главным было то, что мне очень неприятно было сознавать себя побежденным — мне просто не хотелось сдаваться.