Маргарет Этвуд - Лакомный кусочек

— Тогда я, пожалуй, подожду, — сказала Мэриан.

Она вышла в коридор, думая, что Клара — совершенно неожиданно — оказалась чем-то озабочена; это было особенно заметно, когда она несколько раз тревожно сдвинула брови. Но чем именно озабочена Клара, Мэриан не могла понять, а гадать ей было недосуг; она чувствовала, что избежала какой-то опасности, радовалась тому, что она не Клара.

Пора было подумать о вечере. Сперва перекусить в ближайшем ресторанчике; тем временем давка в транспорте поубавится, и можно будет заскочить домой за бельем. Что взять? Пару блузок, что ли? Или юбку со складками? У Мэриан имелась такая юбка, и ее как раз надо было выгладить. Но уже в следующую минуту она решила, что юбка, пожалуй, не подойдет; да и гладить ее слишком трудно.

Ближайшие несколько часов обещали быть такими же напряженными, похожими на скрученную спираль, как середина дня, когда сперва позвонил Питер, и они долго обсуждали, куда пойдут обедать, — пожалуй, даже слишком долго; а потом ей пришлось позвонить ему и сказать: «Мне очень жаль, милый, но у меня неожиданно переменились обстоятельства, давай отложим нашу встречу, хорошо? На завтра?»

Он рассердился, но вынужден был сдержаться — ведь накануне он проделал с ней то же самое. Правда, ее «обстоятельства» были совсем не служебного характера: ее планы изменил неожиданный телефонный звонок. Голос в трубке произнес:

— Говорит Дункан.

— Кто?

— Парень из прачечной.

— А, это вы! — теперь она узнала его голос, звучавший более напряженно, чем прежде.

— Простите, что я напугал вас в кино, но вам ведь до смерти хотелось узнать, что я ем.

— Да, действительно хотелось, — сказала она, поглядев на часы, а потом на открытую дверь помещения миссис Боуг. Разговор с Питером уже отнял у нее довольно много служебного времени.

— Это были тыквенные семечки. Я пытаюсь бросить курить, и они мне очень помогают. Есть чем рот занять. Я их покупаю в зоомагазине, вообще-то это птичий корм.

— Вот как, — сказала она, чтобы заполнить наступившую паузу.

— А фильм был поганый.

Мэриан подумала, что телефонистка наверняка подслушивает — это было в ее правилах. Интересно, как она отнесется к такому разговору — явно не служебному.

— Мистер… Дункан, — сказала Мэриан как можно официальнее, — видите ли, я нахожусь на службе, и нам не разрешается подолгу разговаривать по телефону, во всяком случае — по личным вопросам.

— А! — сказал он. Он был явно обескуражен, но даже не пытался найти выход из положения.

Она представила себе, как он стоит с трубкой в руке — мрачный, с запавшими глазами, — молча ждет ее следующей реплики. Она не понимала, зачем он звонит. Вероятно, ему необходимо общаться с ней, хотя бы по телефону.

— Но мне хотелось бы поговорить с вами, — сказала она приветливо, — только в более удобное время.

— Да, — сказал он, — честно говоря, я в этом нуждаюсь. Прямо сейчас. То есть мне нужно… нужно что-нибудь гладить. Я перегладил все, что имелось в доме, даже кухонные полотенца. Вот я и подумал, нельзя ли мне прийти к вам и выгладить что-нибудь для вас.

Глаза миссис Боуг были устремлены прямо на нее.

— Конечно, можно, — сказала она деловым тоном. Потом вдруг подумала, что произойдет катастрофа — почему, она еще не осознала, — если этот человек встретится с Питером или Эйнсли. Кроме того, неизвестно, какая буря разразилась в квартире после того, как она на цыпочках вышла утром на улицу, предоставив Лену выпутываться из сетей порока, пленивших его за дверью, украшенной его собственным галстуком. В течение дня Эйнсли ей не звонила — а это могло быть в равной мере как добрым, так и дурным знаком. И даже если Лену удалось спастись, гнев «нижней дамы», не сумевшей излить свое возмущение на виновника происшествия, мог легко обрушиться на голову ни в чем не повинного гладильщика как на представителя всего мужского сословия.

— Не прийти ли мне к вам с вещами? — спросила Мэриан.

— Конечно, так будет лучше. Ведь я смогу пользоваться своим собственным утюгом, а я к нему очень привык. Гладить чужими утюгами как-то не с руки. Только, пожалуйста, поторопитесь, мне очень срочно, до зарезу, хочется гладить.

— Хорошо, я приду сразу после работы, — сказала она, стараясь, с одной стороны, успокоить его, а с другой — убедить своих сослуживиц в том, что она назначает деловое свидание — вроде как с дантистом. — Около семи.

Как только она повесила трубку, до нее дошло, что этот визит снова отодвинет их совместный обед с Питером. Ну ладно, с ним можно встретиться в другой раз. А тут дело, не терпящее отлагательств.

Объясняясь с Питером, она чувствовала, словно телефонные провода стягиваются вокруг нее и опутывают все ее тело — цепкие и скользкие, как змеи.

…Навстречу ей попалась медсестра, толкавшая перед собой столик на резиновых колесиках, уставленный подносами с едой. Хотя мысли Мэриан были заняты совсем другим, глаза ее заметили белый халат и подали тревожный сигнал: в родовом отделении сестры не разносят пищу; Мэриан остановилась и огляделась по сторонам. Конечно, задумавшись, она ошиблась этажом и, вместо того чтобы идти к выходу, шла в обратную сторону. Сейчас она стояла в точно таком же коридоре, как тот, где лежала Клаpa, — только все двери здесь были заперты. Она взглянула на ближайший номер — 273. Все ясно: она вышла из лифта на этаж раньше, чем нужно. Она пошла назад в поисках лифта, смутно вспоминая, что несколько раз сворачивала за угол. Сестра исчезла. Навстречу ей из дальнего конца коридора двигался мужчина в зеленом халате; белая маска скрывала нижнюю часть его лица. Мэриан впервые почувствовала больничный запах — резкий запах дезинфекции.

Это, очевидно, был врач: она увидела черный предмет на тонкой резиновой трубке, висящий у него на шее, — стетоскоп. Когда врач приблизился, Мэриан вгляделась в него. Несмотря на маску, что-то в его лице показалось ей знакомым. Она досадовала, что не может определить, что именно. Но он прошел мимо, глядя прямо перед собой ничего не выражающими глазами, и скрылся за одной из дверей справа. Когда он повернулся, Мэриан заметила, что у него лысина.

«Ни у кого из моих знакомых лысины нет», — подумала она с облегчением.

Она отлично помнила, как до него добраться, хотя начисто забыла номер дома и название улицы и давно не бывала в этом районе — с того самого дня, когда проводила опрос о пиве. Она выбирала направление, почти автоматически, словно шла по следу или повиновалась инстинкту, опиравшемуся не на зрение и не на обоняние, а на какую-то врожденную способность ориентироваться в пространстве. Впрочем, маршрут был несложный: через парк с бейсбольной площадкой, потом по асфальтированному наклонному тротуару, затем два квартала по улице. Было почти темно, на улице тускло светили фонари, и путь показался ей длиннее, чем в тот раз, когда был день и нещадно палило солнце. Она шла быстро: у нее замерзли ноги. Траву в парке уже покрывал сизый иней.