Катарина Масетти - Не плачь, Тарзан!

Делайте со мной, что хотите, но на полный рабочий день я никогда не соглашусь, даже если мне предложат такую возможность. Было время, когда мне приходилось так работать — нам грозила опись имущества за долги, оставленные Мике. В половине седьмого утра я с великим трудом вытаскивала из постели детей, натягивала на них одежду, хотя они толком еще не проснулись, и под жалобные стоны выволакивала из дома на холод; потом мне предстояло с двухместной коляской идти три километра пешком до детского сада — на тот момент места были только там; спихнув детей в сад, я садилась на велосипед, оставленный на ближайшей стоянке, — если только за ночь его не украли. Дальше мне надо было успеть в две, а иногда и в три разные школы, где я весной замешала учителя рисования и расписание уроков всегда составлялось так, что вторая половина дня была занята. В пять я отправлялась домой, чтобы пройти тот же маршрут в обратном порядке. Я шла в магазин с двумя изможденными плаксами, которые клянчили сахарозу и быстрорастворимые углеводы, благодаря детскому телеканалу мне удавалось спокойно приготовить ужин, потом я читала детям сказку, купала их и укладывала спать. А сама принималась стирать, убираться и пришивать проклятые нескончаемые метки с именами на носки, варежки и трусы — так требовали в детском саду. К тому же мне надо было готовиться к урокам для сотни строптивых угреватых подростков. Нет, так жить нельзя!

Сейчас стало гораздо лучше, хотя нам едва хватает на еду. В этом семестре у меня две трети ставки в одной школе, и, разумеется, какой-то кретин из администрации составил расписание так, что мне нужно было каждый день находиться в школе с восьми до пяти, и тогда в первый и последний раз я воспользовалась тем, что я женщина: разрыдалась перед ним в три ручья, сетуя на то, что отказалась от полной ставки, чтобы больше времени проводить со своими детьми. Не могу же я бегать к ним в промежутках между уроками! Он отечески погладил меня по спине, сотрясавшейся от рыданий, а я готова была грохнуться на колени, уткнувшись ему в пах, после чего он переделал расписание. Так что теперь три раза в неделю я забираю детей из сада после обеда, а два оставшихся дня работаю допоздна — наконец-то мы с детьми зажили нормальной жизнью.

Сколько это будет продолжаться — неизвестно, потому что, как только школа найдет человека, который согласится работать на полную ставку, мне снова придется быть заместителем и мотаться туда-сюда на велосипеде.

Эй, ребята, кто хочет купить абонемент для свиданий с женщиной в расцвете сил? Принимаю на дому после одиннадцати вечера. Минимальная цена сеанса — пятьсот крон, не считая налогов. Конфиденциальность гарантирую!

А может быть, Янне? Похоже, деньги у него есть!

Я взял двумя пальцами вонючую сумку с детскими штанами и, подложив под нее полиэтиленовый пакет, кинул на сиденье. И как они это терпят? У меня никогда не возникало желания окружить себя сворой человеческих щенков, мне совершенно не интересно наблюдать за новыми комбинациями своих генов или высматривать свои черты в пухлых детских мордашках. Мой род на мне и закончится. Буду последним из могикан. Даже собака мне не нужна.

Приехал на другой конец города и стал петлять между ободранными многоэтажками Эппельгордена. [2] Яблоневый сад (швед.). Никогда не бывал в этой дыре, но такое красивое название любого введет в заблуждение! Воображение рисует маленькую идиллию: эдакий экологически чистый рай. Три четверти района — это проезжая часть, стоянки и свалки. Кое-где остатки запущенных детских площадок с заржавевшими качелями. Детям есть где разгуляться и всласть поорать. Им все нипочем.

Отыскав дом 19 J, поднимаюсь в вонючем лифте на седьмой этаж, к табличке «М. Манфельдт». Ни дать ни взять — финский фельдмаршал. А что, в Тарзан и вправду есть что-то от полководца, запросто представляю себе, как она морщит темные брови, всматриваясь в бинокль, а рукой делает жест «в атаку!». А там, под военной кожанкой, прячутся теплые уши маленькой таксы. И загорелый живот с узкими белыми полосками. Тарзан сказала, что они есть у всех рожавших женщин, — тут уж ей виднее, я с такими женщинами близко незнаком.

Секунду поколебавшись, я позвонил в дверь. Тишина. Только я собрался повесить сумку со штанами на дверную ручку, как щель для писем приоткрылась и в ней показался любопытный глаз. Кто-то повозился с замком, дверь распахнулась, и я увидел ту девочку с заколками — она просто сияла от счастья. У нее за спиной стоял карапуз, одетый в рубашку и кофту, но с голой попой.

Из ноздри у него свисала длинная зеленая сопля.

— Мама сказала никому не открывать! — заявила девчонка. — Но тебя-то мы знаем, ты нам мороженое покупал!

— Мороженое! — подтвердил карапуз.

— А где мама?

— Ушла по делам. В банкомат. Скоро придет.

— А ты мороженое принес? — спросил мальчишка, покосившись на сумку.

И тут я снова поддался порыву. Будь они прокляты, эти порывы, надо найти хорошего психоаналитика и избавиться от этой проблемы! Вечно у меня от них сложности.

— Не принес, но если ты найдешь штаны и ботинки для брата, мы сможем пойти в киоск и купить его, — сказал я девочке. — На улице отличная погода, вам надо прогуляться! — На мгновение я почувствовал себя взрослым, ответственным человеком, как моя собственная мать.

Они мигом вытащили из шкафа какие-то штаны для мальчишки, девочка нацепила на него сандалии — разумеется, перепутав правую и левую ноги. Моя ответственность в тот день не знала границ, восковым мелком я написал Тарзан записку на обороте какого-то счета: «Мы с детьми едим мороженое и греемся на солнце внизу у киоска. Янне».

Они целую вечность не могли выбрать мороженое, а потом мы уселись возле дороги и стали есть. Скоро им захотелось еще по штучке, и я купил. Я казался себе настоящим Санта-Клаусом, пока мальчишка не сказал, что ему плохо. Он умудрился слопать два гигантских «Дайма». А девочка заявила, что хочет писать.

— Тогда пошли домой! — сказал я.

Все было отлично, пока мы не оказались перед закрытой дверью. Я позвонил. Тишина. Я похолодел от смутного предчувствия.

— Белла, у тебя ведь есть ключи?

Девочка энергично помотала головой. Конечно нет.

— У меня есть ключ! — просияв, сказал Билли. Н-да, странно.

— Правда? Вот здорово! Дай мне его, пожалуйста.

Билли порылся в кармане и извлек оттуда большой потемневший ключ. Я вставил его в замочную скважину — точнее, попытался вставить.

— Но… ключ сюда не подходит, — растерянно сказал я.

— Не-а.

— Тогда от какой он двери?

— Не знаю.

— Он этот ключ возле супермаркета нашел, — деловито заметила Белла.