Катарина Масетти - Не плачь, Тарзан!

Пальцы еще чувствовали прикосновение к ее груди, похожей на уши шоколадной таксы. А какие у нее мягкие губы… Вряд ли еще подвернется случай попробовать их на вкус.

Крис ждал меня в ресторане. Потешаясь над меню с исковерканными названиями французских блюд, он уже заказал нам по куску жесткого мяса.

— В таких местах совета у шеф-повара лучше не спрашивать, — занудствовал Крис. — Надеюсь, нам не придется пить их домашнее вино, это уж слишком! В меню значится полуприличное «Каберне» — ладно, сойдет! А еще мороженое с клубникой, которое они называют «Glaccé avec framboises» и произносят как «фрамбойсес»…

Крис полжизни проработал в Брюсселе, он спрятал меню, чтобы показать его брюссельским друзьям.

На сцене наяривали музыканты в блестящих малиновых пиджаках с голубыми лацканами и галстуками, они вертели духовыми инструментами в такт музыке, посылая дамам на танцполе игривые блики. Публика неистово отплясывала буги, хотя больше это походило на рукопашную схватку. Танцующие вертелись так, что то и дело теряли партнеров, натыкались друг на друга и хохотали. Где-то на задворках моего сознания вновь и вновь прокручивался один и тот же фильм. Луна, беспокойное море и старомодное муаровое платье зеленого цвета. В темноте поблескивают любопытные зеленые глаза под прямыми невыщипанными бровями. Наверняка у нее линзы. Либо она отчаянная модница, либо ей абсолютно на себя наплевать — так, кажется, я подумал, когда увидел ее вблизи. Сколько мужества нужно, чтобы удержаться от соблазна выщипать брови такого калибра!

В ботинки набился песок, а тело пребывало в приятном расслабленном состоянии. Ну надо же! Это происшествие стоило пары очков от «Армани»!

Крис с высокомерным видом ворчал, что в этом ресторане все типично шведское. Оркестр, публика, прически, официанты, еда. Он продолжал разыгрывать из себя бывалого путешественника, который наблюдает за повадками туземцев и собирает материал для статьи в «Нэшнл джиогрэфик».

— Крис, дружище, ты же сам вырос в этом городке! — не выдержал я. — Прошло не так много лет с тех пор, когда ты считал этот ресторан самым фешенебельным местечком на свете. Наверняка здесь отмечали твою конфирмацию, а на совершеннолетие родители привели тебя сюда и разрешили выбрать в меню «предложение дня».

Крис смутился. Я не знал о нем ничего, кроме того, что он был директором филиала компьютерной фирмы, куда меня командировали, чтобы модернизировать оборудование, и что во время обучения на экономиста он стажировался в управлении ЕС. Кроме того, я знал, что он не любит, когда его называют «дружище».

— Черт возьми, я уверен, что ты праздновал здесь свой выпускной, шатался небось среди дюн с какой-нибудь девчонкой из параллельного класса и блевал ей в декольте сиреневого атласного платья, которое мама сшила по случаю праздника! — беспощадно добавил я.

Вид у Криса сделался виноватый, и он принялся рассуждать о ресторанах неподалеку от Гранплас в Брюсселе, о том, какие завлекательные тексты там придумывают для вывесок-меню в ближайших переулках, чтобы заманить посетителей. I couldn't care less. [1] Здесь: Да плевать мне на все это (англ.). (Здесь и далее примеч. переводчика.)

— Не знаю, как там в Брюсселе, но вот это филе оказалось потрясающим! — соврал я. — Не удивлюсь, если они готовят его из настоящего шаролезского быка!

Крис посмотрел на меня с сомнением. Можно ли по вкусу определить вид говядины? Так же, как сорт вина?

Оставив его в задумчивости, я пригласил на танец блондинку в серебристой хламиде, которая совершенно не шла к ее нежному личику. Она стояла прислонившись к колонне — кажется, у нее не было столика — и курила сигареты одну за другой, пуская из носа дым. Время от времени девушка искоса посматривала в нашу сторону. Наверняка ее интересовал Крис. Но в ответ на мое приглашение она весело кивнула и направилась к танцполу. Бешеное буги сменилось не пойми чем, напоминающим перебежки под перекрестным обстрелом, — чтобы выжить приходилось искать убежище в траншеях между танцующими.

— Тебя, случайно, не Янне зовут? — спросила она неожиданно низким голосом.

Я кивнул.

— А я подруга Марианы. Мы снимаем здесь домик.

Марианы? Какой еще Марианы? Она смотрела на меня, улыбаясь, и вдруг я понял, что так зовут обладательницу зеленых глаз и зеленого муарового платья с лопнувшей лямкой. И еще я понял, что эта Мариана успела обо всем рассказать своей подруге.

Меня это ужасно взбесило, я почувствовал себя жертвой школьниц, мечтающих о любви. Со мной такое уже было в гимназии. Началось все с того, что девчонки стали писать мое имя на партах, а потом окончательно обнаглели. Они поджидали меня у выхода из школы, в столовой влезали передо мной в очередь, слали записки с сердечками. А в выпускном классе наперебой щипали меня за задницу и дразнили Томиком из-за сходства с Томом Крузом, как они объясняли. Мне, конечно, все это до фонаря, но они меня просто достали! Что они о себе возомнили? И почему, интересно, девчонкам такие приставания сходят с рук, а парням — нет?

— Ну что, подрыгаемся? — сказал я блондинке и со всей силы крутанул ее за широкие плечи.

А утром нам дали такие вкусные йогурты с карамелью наверху. И вообще мы проснулись как будто в пещере, потому что мама завесила кровать покрывалом. Я стояла вверх ногами, на плечах, Билли так не умеет, а ногами упиралась в мамин матрас наверху, так что мама чуть не вывалилась из кровати, но она только смеялась. А потом проснулись Калле и Габби, она описалась, а ведь это чужие кровати! Йенни с мамой попросили меня нарвать цветов, чтобы украсить стол к завтраку. Я нарвала колокольчиков, маленьких желтеньких цветков, а клевер не взяла, он был какой-то коричневый и засохший, поэтому много я его рвать не стала, только несколько цветочков. Мама поставила букет в кружку от термоса и сказала, что она больше им не понадобится, и так посмотрела на тетю Йенни, как будто это она виновата. А тетя Йенни совсем не виновата, что кофе кончился. Пустой термос валялся на полу, а у тети Йенни болела голова. Билли опять хотел на тарзанку, но одного его не пустили, мама сказала, что хватит, они уже вчера накачались, и тогда тетя Йенни засмеялась, хотя что тут смешного? У нее с собой было много апельсинов. Мы сидели на лестнице и ели их, только чистились они плохо, но у меня все равно получалось, а в шкафчике в том маленьком домике лежал сахар, можно было брать кусочки и засовывать их в апельсины, а потом высасывать апельсиновый сок через кусочки сахара. Только так делать нельзя, это для зубов вредно. Калле тоже попробовал стоять вверх ногами, как я, но перевернулся, тогда он взял апельсиновые косточки и сказал, что запросто сможет засунуть их в уши. А я сказала, что не сможет, а он все-таки засунул. Сначала одну, а потом еще несколько, мы так смеялись, было здорово! А потом пришла его мама и закричала, а Калле заплакал, он сказал, что ему больно, а я молчала, я завязывала Билли шнурки на кроссовках розочкой, получилось красиво, ведь это я виновата, что Калле насовал себе этих косточек.