Катарина Масетти - Не плачь, Тарзан!

По лицу Мике бежали слезы.

— Ты же понимаешь, что я люблю его! — говорил он. — Я люблю того ребенка, за которого его принимал. Как же мне объяснить тебе…

Белла обхватила меня за ногу, она тяжело дышала и всхлипывала. Я крикнула, чтобы он стоял смирно, не двигался, не шевелился, я сама обо всем позабочусь. Стоило мне немного приблизиться к двери, как Мике окончательно рассвирепел и сделал еще один шаг к перилам. Он покачнулся, как будто споткнулся обо что-то, и Билли издал дикий вопль. Потом мне показалось, что Билли потерял сознание, он как-то весь обмяк на руках у Мике.

Не знаю, сколько мы так простояли, пререкаясь друг с другом. Может быть, пятнадцать минут, а может быть, час. Я уже не пыталась подойти к балкону — каждый раз Мике со своей ношей делал шаг в сторону перил. Его речь становилась все более бессвязной, он говорил о каком-то человеке или о нескольких людях, которые преследовали его, о людях, которые вовсе не были людьми, но представляли угрозу всему человечеству. Их сразу можно узнать по ауре. И снова что-то о серебре. Слезы лились по его лицу, он перешел на хриплый крик.

Вдруг я услышала за спиной шаги. Дверь в прихожую все это время была приоткрыта. В квартиру быстро вошел Янне, который отодвинул меня в сторону и каким-то невероятным образом положил конец этому ужасу. Наверно, мы с Мике были уже совершенно измотаны, а Янне был полон сил и решительности. Он, не долго думая, вошел на балкон и забрал Билли у Мике.

— Можешь быть абсолютно спокоен, я всю ответственность беру на себя, — сказал он Мике и протянул мне ребенка. Затем взял Мике за руку и усадил на диван. Мике впал в апатию, он сидел, ссутулившись и глядя в одну точку. Янне набрал какой-то номер в мобильном телефоне.

Мы с Беллой отнесли Билли в ванную, закрылись там на замок, повалились на пол и стали рыдать. Спустя некоторое время за дверью послышался топот. Белла выглянула наружу. Двое санитаров уложили Мике на носилки, один из них сделал ему укол.

Я никогда не забуду лица Мике, когда его проносили мимо ванной. На нас смотрела застывшая маска. Совершенно белая. Он был похож на гипсовую маску, которую я даю детям на уроках, чтобы они попробовали приложить ее к чужому лицу. Глаза у него были закрыты, а выражение лица было невозможно описать словами. Наверно, это был полный покой.

Не знаю, почему так случилось, почему папа так разозлился. Я только хотел дать ему брошку, которую нашел за песочницей, а он разозлился, схватил меня и понес на балкон. Он был такой злой, что я описался, ну не смог удержаться, наверно, он поэтому еще разозлился. А может, потому, что я описал свои красивые штаны? Он и на маму тоже разозлился, и на Беллу, а они только стояли и кричали. А потом он хотел сбросить меня вниз, хотя мама сказала, что он никогда бы не стал этого делать, а по-моему, он хотел меня сбросить, а дальше я не помню. Наверно, я спал, а когда проснулся, у нас был мороженщик. Я разозлился и ударил его, потому что решил, что он во всем виноват, но мама сказала, что он вынес меня с балкона, а Белла сказала, что я дурачок. Она всегда зовет меня дурачком, хотя на Рождество я подарил ей такие здоровские очки.

Мама сказала, что папа теперь нескоро вернется. Это хорошо, хотя я по нему скучаю и в квартире с балконом больше жить не хочу.

Все стало гораздо проще и гораздо сложнее.

Билли теперь панически боится высоты. Он наотрез отказался войти в квартиру, поэтому Янне над нами сжалился и в ту же ночь забрал нас к себе на виллу — так мы здесь и живем. Каждое утро я просыпаюсь в его гостевой комнате, Билли лежит уткнувшись вспотевшей головенкой мне в грудь, а Белла ревниво пытается вклиниться между нами. Каждое утро страх прилетает ко мне в виде черной каркающей птицы и клюет мои внутренности, пока не начнется день.

Что мне делать? Йенни говорит, что я должна упасть на свои тощие колени, сказать спасибо и принять все как есть — лично она так бы и сделала. Лучше бы она заранее предупредила, что мне не надо пускать в нашу жизнь сумасшедшего мужа, ведь я была в состоянии заботиться о детях сама. Этого она мне не сказала. Она привыкла к тому, что после каждого скандала с Кенни из-за ответственности, он уводит с собой детей, несмотря на то что из кармана у него торчит фляжка… Но кто позволит отцу, который пытался выкинуть ребенка с седьмого этажа, разделить родительскую ответственность?

Птица все клюет и клюет. Предположим, через полгода врач выпишет его из больницы, и весь этот цирк начнется опять…

Птица отравила мне душу. Она все клюет, напоминая мне о моем милом Мике. Но как только я пытаюсь вспомнить его доброе, смеющееся лицо, я вижу свирепые глаза, глядящие на меня с балкона. Слезы текут ручьями по бороде, а он трясет безжизненное тельце Билли, то поднимая его к перилам, то опуская, то опять поднимая… Его взгляд, как экспозиция с двойной выдержкой, накладывается на мои светлые воспоминания. Никогда его не забуду. Моего Мике больше не существует. Я даже не знаю, когда стала вдовой.

Янне очень терпелив, хотя иногда в его голосе прорываются болезненные нотки. Например, когда Билли, пришедший в полный восторг от его маленьких драгоценных бонсай, взял кухонные ножницы и стал подрезать все растения в доме, чтобы они были такими же маленькими. Янне зажмурился и простонал:

— Опять та же история! Ему нельзя давать ножницы! В одно прекрасное утро я проснусь оттого, что он купирует мне хвост!

Но не могу же я жить здесь, делая вид, что это мой дом. Я не могу жить на содержании у мужчины, которого не люблю, ведь мы с Мике по-прежнему муж и жена.

Или?..

Как легко было бы плыть по течению. Отдохнуть немного от вечной ноши. Ведь это длится уже десять лет. Я могла бы насладиться деньгами, здоровым сексом, уверенностью за детей. Придя с работы, я могла бы крикнуть такому же взрослому человеку: «Привет, это я!»

Мы могли бы болтать за чашкой чая поздними будними вечерами. Листать туристические каталоги, перед тем как поехать в отпуск.

Ну да. Только здесь тоже есть свои минусы.

Отказавшись от квартиры, я попаду в полную зависимость от Янне. Дети постепенно поймут, что главный у нас Янне.

Мне придется прямо сказать Мике, когда он объявится в следующий раз, что наша семейная жизнь — пройденный этап. Придется отнять у него единственную надежную пристань в его хаотическом мире, место, куда он всегда возвращается.

Янне не надоело быть запасным выходом, крайним случаем, передышкой во время военных действий.

До сих пор я обращалась к нему только тогда, когда мне было что-нибудь надо: секс, общение, деньги — как будто он какой-то дурацкий банковский счет с бесконечным кредитом. Мороженщик. Что мы дадим ему взамен? Неужели он и вправду бесконечный? — каркала черная птица.