Павел Кочурин - Коммунист во Христе

Крестным ходом с хоругвями поля обходил и бугор освящал. Этим и ста-рался изогнать из земли клятое дьявольство. Нацеливался срыть этот пуп и отец Дмитрия Даниловича, Данило Игнатьич, первый председатель Моховского колхоза. Бугор и озерцо под ним разъединяли два плодородных поля — Верхнее и Нижнее. Ему и хотелось их со-единить. Трактора появились в эмтеэсе и чего бы в раз не сделать такое. Но возникли раз-ные препоны. Война началась, с ней разруха. Да и воли крестьянской не было… И вот ны-не эти отцовские помыслы изошли зовом к Дмитрию Даниловичу, заместителю председа-теля по механизации большого колхоза. Воззвалась жажда сотворить новую колхозную ниву во дление своего коринского рода. Открыто он этого не мог высказать. Надо было держать задум в себе. Стоит лишь вслух подумать о том, как тут же последуют окрики, А следом завистливый и злорадный высмех оневоленных мирян, колхозников: "ишь чего захотел Корень, "наше" ему не нравится, "свое" ему подавай". И не само намерение срыть бугор, засыпать Лягушечье озерцо и тем соединить поля вызовет осуждение и из-девки, а слова "свое" и "сам". Да если при этом проговориться о чертях, и что нечистое место станет чистым полем — самого тебя с нечистым и женят. А поле хотелось видеть именно своим, живым, как бы духом и плотью рожденным. Ровно пропавший сын в не-жданный час постучалось оно в его окно, прося впустить в дом… И к другим мирянам, не к одному ему прорывалось в душу смятенное: "так ли живем-то, дело делаем?.." Но вы-сказа не было. Дума без слова и не подвигала разум к творению, а руки к труду. И ты ос-тавался прежним.

Опорой Дмитрия Даниловича был Яков Филиппович — Старик Соколов. Старик — это наречение умудренного жизнью человека. Оно и единилось с фамилией Старик Соко-лов — так его и прозывали. Ходили за ним и другие заглазные прозвания: Староверская бо-рода, Коммунист во Христе. Мирской люд выказывал этими наречениями свое почтение к старцу. Христос — справедливец и печальник страждущих и обремененных — первый ком-мунист во миру. Для начальства же Коммунист во Христе — прозвище чудного старика с партийным билетом со времен гражданской войны.

Староверы Соколовы жили в Сухерке, тихой деревеньке через лесок от Мохова. Семья была большая, гораздая до разных ремесел. И ей стало тесно при малоземелии. Братья и сестры еще до революции поуезжали к дядьям в сибирские дали, а младший Яков остался при родителях. Соколовы гостились с моховскими Кориными. Дружба береглась и Яковом Филипповичем и отцом Дмитрия Даниловича — Данилом Игнатьичем. В пред-колхозную, и особенно в колхозную пору, деревенский мир, больше чем в саму револю-цию, разметало по сторонам. И мужики стали водиться между собой притаенно. Никто не мог знать, кого, куда завтра повернет. Старик Соколов Яков Филиппович и Даниле Иг-натьичем тоже не больно на людях вместе выказывались. Но судьба их вытолкнула в председатели колхозов в своих деревеньках. Оба и надеялись, даст Бог, так и при новых порядках наладиться житье. До войны и в колхозе как-то еще держался крестьянский по-рядок. Война умирила — дело у всех одно: кормить фронт. А после деревенская жизнь со-всем от мужиков отринулась. Но домовитые старики, ждавшие уцелевших воителей, не оставляли веры. Надеялись, что после одоления страшной беды, уймется лютость. И как вот на месте пожарища рубится новый дом, так и им бы надо ладнее устраиваться. Но и тут над победителями раскуражилась черная сила. Жизнь селянина по природе своей до-мовитая. Она ладна, когда дом земледельца не одни только стены, а и нива с ним рядом, на которой он и сеятель, и жнец… А тут и к дому его, к самим уже окнам стала подбирать-ся общественность.

Данила Игнатьича не стало, а Старик Соколов длил свои годы. И как бы собою на-поминал Дмитрию Даниловичу о том, что сын должен сделать по заветанию отца своего. Выходило так, что самим важным в этом заветании было сотворение нового поля за рекой Шелекшей. Дмитрий Данилович и сам себе не мог объяснить, почему вдруг обуяло им такое желание — сотворить свое поле. Старик Соколов исподволь наводил его на разговоры о Татаровом бугре. В гражданскую войну подростком он ушел из дому с красным комис-саром особого отряда. По второму году службы отряд их попал в большой город. Там судьба свела красного бойца, староверского сына Соколова, с правителем этого города, человеком, наводившим на всех смертельный страх. Каким-то своим взглядом потаенных затылочных глаз он выведывал все о человеке и карал за беззакония. Бойцу Соколову он вреда не сделал, а рассказал о таийностях моховского Татарова бугра. Велел о том да по-ры молчать. Поведать только тому, с кем заведет дружбу. Этим человеком и стал отец Дмитрия Даниловича — Данило Игнатьич. Перед кончиной своей он и наказал сыну, Дмит-рию, держаться Старика Соколова Якова Филипповича. Сказал и о Татаровом бугре, что сам узнал от него. Роду Кориных как бы наречено было очистить от скверны огреховлен-ное место. Наказы и нареки отца стерлись в разное время в памяти Дмитрия Даниловича. И Яков Филиппович на заговаривал о том. Может и он не больно уже верил в то, что на-пророчил ему затылоглазник. Но за рекой на Татаровом бугре продолжало пугать, больше богомольных старух и стариков. И черная птица зловеще взлетала из кустарника. Вороны на соснах будоражились, будто их кто оттуда сгонял. И вновь взялись слухи о надвигав-шихся переменах. У Дмитрия Даниловича как-то само собой и возник разговор о новом поле за Шелекшей, с Яковом Филипповичем Стариком Соколовым.

— Оно и близится к нам свое время, Данилыч, изрек старец в ответ. И пора тебе браться за то, что отцу твоему не удалось сделать. Тайна-то Татарова бугра может больше тебя и касается.

2

На Страстной неделе, в чистый четверг, Яков Филиппович заглянул в колхозные мастерские, сказал Дмитрию Даниловичу:

Так и заходи коли, Данилыч, о деле-то и поговорим. Оно и день подходящий. Во чистоте души словом благостным и надо бы обмолвиться. В келейке моей и потолкуем в тиши.

Как-то так выходило, что Дмитрий Данилович не часто бывал в доме Якова Фи-липповича. Больше он наведывался к Кориным. В людном доме и разговор выходил ком-панейский, на стариковский. Вести с разных совещаний, слухи от городских гостей. И ху-дожник, сосед Кориных, частый гость в летнюю пору. А тут Старик Соколов отнароку зашел в мастерские, чтобы пригласить в свою келейку Данилыча, заместителя председате-ля колхоза по механизации.

Дмитрий Данилович пораньше освободился от дел, в контору не пошел, отправил-ся прямо домой. Переоделся, перекусил, постясь, налегке. Сказал Анне, что будет у Якова Филипповича и пошел пешком в Большое село.

В доме Соколовых было тихо, Марфа Лукинична готовилась к Пасхе. Вдруг да гос-ти из Москвы от сына пожалуют. Яков Филиппович вышел из пятистенка во всем домаш-нем, староверском и чистом, как и положено в скорбный для Христа день. Длинная белая рубашка косоворотка подпоясана шерстяным тканым пояском со словами молитвы на нем. Через пятистенок прошли в боковую комнату, которую Старик Соколов и называл келейкой. В ней было уютно и строго, ничего лишнего, жарко натоплена лежанка. Сели к столу, за которым Яков Филиппович в досужее время портняжничал. С него было все прибрано, будто к тайной вечере приготовлено. Небо за окнами тоже как бы сумеречно скорбело, жмурилось. Света не зажигали. Сидели в полуоборота друг к другу. Угол стола как бы вклинивался между ними, а досчатая гладость его единила. Яков Филиппович воз-ложил кисти рук на столешницу, вымолвил:

Читать дальше