Павел Кочурин - Коммунист во Христе

Но вот внутри всей этой житейской нескладицы, как в пустыне зеленый островок возле глубинного животворного источника, стоит дом, где во прок будущей жизни бере-гутся крестьянские нравы. Светлана как-то естественно, будто природой ей это было су-лено, влеклась в духовный мир этих тихих в своем упорстве людей, живущих при тепле своем и свете в стыль лютую. Ее эти мысли перекликались с мыслями Ивана, Дмитрия Данилыча, Анны Савельевны, единились с ними. И ощущалась уже какая-то цельность своего мира, как бы по-новому утверждающего этот коринский мир.

Сила света и власть тьмы.

Уклад жизни, усмотренный от веку земледельческим трудом, держат Корины сво-им усердием, несмотря на то, что их дом, как и другие, обложен со всех сторон враждеб-ному крестьянскому духу силами. Дмитќрий Данилович с Анной Савельевной и сыном Иваном оберегают свое житейство от всякой чужи, как оберегаются от нависшей на всех повальной болезни. Они хранятся при этом единственным и верным способом — покоем в себе. Только при этом и можно оставаться самим собой колхозќному селянину. Корины понимали и то, что возврата вспять — стать прежними доколхозными единоличниками ни-кому уже не дона. Это песочные часы можно просто перевернуть, и бывшее внизу опять становится наверху. После того, что пережито и перетерплено, крестьянин уже не может быть прежним. Чтобы найти верный брод, незнаемая река ни на одном перекате прощу-пывается. Для завтрашнего пахаря такой рекой должно стать пахотное поле. Его тоже на-до заново узнать-перепахать. Перемежевать и тем обрести новую желанную ниву.

Дмитрий Данилович и сотворяет такое свое поле. Оно и должно временем затвер-диться за родом Кориных. Но эту свою думу ему приходится прятать и подлаживаться под демиургынов. Принял вот их очередную выдумку, создал звено. Но и тут не о звене главная его забота, а о земле. Звено — временная сговоренность пахарей для совместной работы. Верней бы всего сегодня делать упор на семейный подряд. За семьями и закре-пить пашни и сенокосные угодья. Так бы они сами собой при измененных условиях и отошли в собственность этим семьям, наиболее пытливым и трудолюбивым мужикам-пахарям… Но опять же — где ныне такая семья? Семьи крестьянской и нет уже, как нет и настоящего крестьянина со своим домом. Да и кто ныне позволит семейно трудиться. Стало уже хульным слово "семейственность". На звено Тарапуни тут же и накинулись — родственников собрал. Колхозника без его спросу включают и разные начинания и дви-жения. Бросают как мешки в кузов машины и дают команду — двигай. А она, машина-то, для вида исполнения команды дергается на месте. А сами "включенные" светятся вполна-кала, словно лампочки при худой батарейке. Иначе и нельзя, коли все под контролем и доглядом. Мужика окрестили тугодумам. А Горяшин вот для характеристики его ввернул еще и новое словечко — заднедум. Будто он всему противится по непонятливости и ему на-до в помощь чью-то голову. Демиургыны и взяли на себя роль божков наставников… Но ведь другого мужика нет у нас, не было и не будет. И некому его заменить. Только сам по себе он может возродиться из себя сегодняшнего завтрашним. От природы он осмотрите-лен и нетороплив. Такой, каким ему велит быть своя земля. А его из века в век неволят, все туже и туже засупонивают на его выти чужой хомут. И тем понуждают противиться себе же самому. А он вот и таким, понужденным, умудряется выживать. Где-то горюнит-ся, печалится. И в то же время незримо упрямится, приговаривая с усмешечкой: "Ну, ну, валяй, коли ты власть надо мной". И этим как бы досказывает тем, кто еще может сам по-размышлять: "Вот я и он, смирные. Стоим, где поставили, и ждем, когда подадут, чего на нас-то гневаться?…" И до кого-то это уже начинает доходить. Понемногу и стали пода-вать. Деньжонки подкидывают вместо трудодней-палочек. Животину при дворе своем позволяют держать, даже и обязывают, велят. И уже не видят как по другому можно дер-жаву прокормить. А свобо-ду себе мужик-колхозничек какую ни на есть ловчением добы-вает, обходом демиургыновых велений. Проку от этого ловчения ему не много, но на прок он уже давно махнул рукой, капризно веселясь и отдаваясь своему всегдашнему "ладно".

Так вот, по воле Провидения, в добровольческом страдании, через усмешку над со-бой, в хмельном угаре, и начинает выявляться веками укоренившийся порок. И тем бли-зить настание взывного своего взгляда со дна мертвого котлована на белый свет. В этот смрадный коќтлован, как в глубокую пропасть, нас втюрили опять по нашему покорќному "надо". А где-то и по лености, как больно праздно любопытствующих. Мы — это ведь не только те, кто натужно ходит по своим ухабистым дорогам в мрачной теснине, а и те, кто ходил по ним сотни лет до нас. Но как вот с сегодняшними нами могло случится, что мы перестали даже называться теми, какими рождены по воле Творца. Нас окрестили колхоз-никами, превратили как бы в стадо, чем и наши предки неќвольники не были. Сами себя уже без сумления клеймим в анкетах — "колхозник". И совсем не осознаем, что же это та-кое за тварное существо?.. Демиургены, улавливая неподобие этого слова, заменили его на другое понятие — сельскохозяйственный рабочий. А молва тут переиначила это прозва-ние, изрекла свое — "сельхозраб". Не "роб" вот, а "раб". В земледельце от роду дух хозяи-на земли не может изжиться и истребиться. Пробивается к свету, как росток зерна из-под камня. Этот дух хозяина нивы, словно невидимый домовой, охраняемый жилище от бед, и держится в доме Кориных. От дедушки Данила унаследовал дар крестьянина внук его — Иван. Перенимается он и Светланой, по воле судьбы вошедшей в дом Кориных. Пока еще живет в них сокрыто, без вольного высказа. Предреченное им как бы исходит к ним с вы-си небесной. Воссотворяется в них так же, как был сотворен Мир Божий во стихии и во хаосе. В обуявшем нас всеобщем неладе — все в начале и должно перемешаться, перемоло-титься, чтобы иному воссоздаться упорным творящим трудом во благе. Иначе-то как из-бавиться от скверны, напущенной на тебя в неверии твоем в мирство земное.

2

Иван понимал, что он, должностное лило, помимо своего инженерного дела, обя-зан наставлять подчиненных, быть как бы смотрителем над ними и верховодить. Оцени-вать каждого механизатора, разузнавать особенности и наклонности его. Обман начальст-ва — это уже особое, новое "положительное" качество колхозника. Без этого никому нынче не прожить в своем миру. Иначе чем-то не походить на остальных, это уже "порок" твой. Каждый ждет поблажек. Да и сам ты не так уж и далек от этого. Тоже добиваешься распо-ложения тех, кто над тобой ловекобожком. Сколь честно к сельхозработнику не относись, каким справедливым с ним не будь, у него все равно впереди мысли получить выгоду, пусть и сиюминутную. Он живет одним днем и ничего не ждет от самого дела, на которое его "нарядили". Чтобы уверованно ехать — ездок сам должен запрягать свою лошадку. Но вот запрягать-то он и не торопится. И лошадка не его, и ехать как и куда он хотел бы ему не дозволено. И он говорит требующему быстрей запрягать: "Как не надо скоро, знамо на-до". А про себя помышляет: "Так сам бы и запрягал, раз такой быстрый". И остается лени-во безучастным и к чужой лошадке, и к чужой телеге. А заодно и к себе. Все это в нем от врожќденной уже в него неволи.