Бен Элтон - Слепая вера

А на прививках эта система как бы учится. Это же чистая логика!

— Но втыкать отравленные иглы в беспомощных младенцеа.. Мне просто не верится, что это правильно.

— Согласен. Не верится. Но тебе нужно сделать выбор, Чантория. Выбрать между тем, во что тебе верится , и тем, что подсказывает разум.

И тут Мармеладка Кейтлин проснулась и заплакала.

— Я больше не хочу это обсуждать, — решительно заключила Чантория и отправилась кормить дочь.

В течение следующих дней Траффорд неоднократно пытался убедить Чанторию в том, что их долг — сделать Мармеладке Кейтлин прививки. Это приводило к ужасным ссорам, но ему так и не удалось заставить жену изменить свое мнение, и когда наступил день очередного физиприса, он решил действовать без ее согласия.

Несмотря на огромную толпу перед дверями метро, к которым ему предстояло пробиться, Траффорд находился в приподнятом расположении духа и чувствовал, что может горы свернуть. Ему не испортила настроения даже новость о том, что на местной насосной станции подорвался террорист-смертник, хотя это означало многочасовую задержку. Его не раздражали ни гигантское волосатое брюхо, упирающееся ему в спину, ни огромная волосатая задница, к которой он был притиснут. Ни жареная курица, с чавканьем поглощаемая в нескольких дюймах от его правого уха, ни гамбургер, разделяющий ее судьбу рядом с левым. Ни безостановочное "тум-тум, тум-тум" из бесчисленных наушников вокруг, ни новостной цикл на всех пластиковых стаканах с кофе. Ни один из тысячи человек, ни одна из миллиона вещей, которые прежде вызывали у Траффорда такое интенсивное отвращение, что по коже у него ползли мурашки, на лбу выступал пот, а сердце стучало вдвое сильнее обычного, сегодня нисколько его не огорчали, потому что нынче утром, несмотря ни на какой риск, он собирался начать борьбу за будущее здоровье и благополучие своей дочери Мармеладки Кейтлин.

Впрочем, у охватившего Траффорда радостного возбуждения была и вторая причина, вовсе не связанная со спасением дочери. Он влюбился.

Конечно, это случалось с ним и раньше. Он любил свою первую девушку, любил первую жену и, безусловно, любил Чанторию. Он безоговорочно любил ее в те дни, когда она умела смеяться, когда она была хозяйкой своей собственной души и когда в ее темных глазах блестели тайная страсть и подспудное веселье. Он и теперь любил ее скучной, послушной любовью, как мать своей дочери и ту женщину, какой она была до тех пор, пока ее не изгрыз страх. Но эта новая любовь совсем не походила на все остальные. Она была странной, волнующей и экзотической. Она не превышала по силе его любовь к Чантории, но отличалась от нее в принципе, потому что о женщине, к которой его тянуло, Траффорд не знал ровным счетом ничего.

Траффорд не знал, сколько лет Сандре Ди, есть ли у нее дети и была ли она когда-нибудь замужем. Он не знал, под каким знаком Зодиака она родилась и какой камень считает своим талисманом, какая вечеринка запомнилась ей лучше всего и что она скажет Господу Богу на Страшном суде. Не знал, какое воспоминание вызывает у нее наибольший стыд, что ей нравится, а что нет. Не знал, как она отдыхает по выходным, какие передачи смотрит по вечерам и какие позы предпочитает в постели. Не знал, какой у нее любимый цвет и за какую футбольную команду она болеет. Не знал ни причин, побуждающих ее любить и уважать себя самое, ни того, за что она ежедневно благодарит Любовь в своих молитвах. Конечно, вся эта информация имелась в свободном доступе на ее персональном сайте — заходи и читай. Но Траффорд знал, что там одна ложь, скроенная из обрывков тех бездарных типовых излияний, которыми забиты бесчисленные сайты других людей. И это, пожалуй, было единственным, что он знал о Сандре Ди. У нее были секреты. Он знал, что ничего не знает . Что практически все, относящееся к ее жизни, вплоть до самых незначительных мелочей, Сандра Ди держит при себе. И при этой мысли Траффорда охватывал ликующий трепет, ибо не было на свете ничего более важного, более смелого, более оригинального и более эротичного — истинно, глубоко, пугающе эротичного, — чем секреты.

Траффорд даже не знал, как выглядит тело Сандры Ди. Трудно было поверить, что в мире, где властвует почти полная нагота, может существовать женщина, которой удается все время прятать от посторонних глаз бо́льшую часть своей кожи. О теле Принцессы Любомилы, или Калуа, или любой другой из его знакомых Траффорду было известно гораздо больше. То же самое он мог бы сказать и о телах незнакомцев и незнакомок, устраивающих ежедневную давку перед входом в метро. Там его окружали чужие груди, животы и ягодицы. Согласно этикету, в общественных местах люди должны были прикрывать только гениталии, каковые из тех же соображений приличия им полагалось честно и откровенно демонстрировать на своих персональных сайтах. Но Сандра Ди ни разу не обнажила на работе свою грудь. Даже ее живот и тот редко бывал доступен взору коллег. Внезапно Траффорд сообразил, что он никогда не видел ее пупка ! С огромной вероятностью она была единственным известным ему существом женского пола, чьего пупка он не видел. Напоказ выставлялись даже тела маленьких девочек — одной из давно замеченных Траффордом несообразностей нынешней жизни, о которых он на всякий случай помалкивал, было то, что в обществе, испытывающем хронический ужас перед педофилами, матери одевали своих дочек, включая самых младших, в такую же подчеркнуто сексуальную одежду, какую носили сами.

Но даже в самую изнурительную жару рабочий костюм Сандры Ди не ограничивался только узеньким топом и трусиками. Как правило, она предпочитала легкие юбки, порой закрывающие ноги чуть ли не до середины бедра. Конечно, ее неблагочестивое поведение вызывало недоуменный шепоток: разве можно так не уважать себя, чтобы не гордиться своим телом! Но Сандре Ди было наплевать — она презирала условности. А когда Принцесса Любомила принималась отчитывать ее за недостаток женственности и плохой вкус, она заставляла ее умолкнуть одним пристальным взглядом. Как-то раз Сандра Ди сказала, что ей, светлокожей и склонной к появлению веснушек, извинительно носить на себе несколько больше ткани, чем принято: в конце концов, солнце ведь есть не что иное, как машина по производству рака. Для Принцессы Любомилы это было дополнительным оскорблением. Густой темно-коричневый загар считался у белых женщин исключительно модным, а рак — ну что ж, это, конечно, риск, но на него стоит пойти ради того, чтобы порадовать Господа своей эффектной внешностью.

И все-таки, несмотря на давление со стороны окружающих, Сандра Ди умудрилась сделать из своего тела тайну, и Траффорду казалось, что ничего более эротичного нельзя себе и представить. Он воспылал тайной любовью к тайне. Что может быть более соблазнительным? Более противозаконным? Более совершенным?