Бенджамин Леберт - Небелая ворона

Школу я закончил в Мюнхене. А в двадцать лет поехал в Берлин изучать этнологию. Снял квартиру в Шёнеберге, где и жил с еще двумя студентами: парня звали Рэндалл, а девушку София. Учебой я особо не заморачивался. Плевать мне было на учебу, да и на все остальное тоже. Целыми днями шлялся по городу. Болтался по кафешкам и клубам. Встречался с людьми, занятыми тем же самым. Большинство из них тоже оказались приезжими. Даже не большинство, а все. И каждому хотелось, чтобы ему повезло. Конечно, они прекрасно понимали, что для этого нужен поиск. Чем они и занимались. В какой-то степени. Но все равно больше всего им хотелось, чтобы удача сама шла в руки.

Сегодня пятница, 22 часа 26 минут, 4 января. Стою на платформе № 18 Главного вокзала города Мюнхен. Рядом со мной — большая зеленая сумка. Холод собачий. Щеки буквально отваливаются. Вокруг летают несколько голубей, один спикировал на рельсы. Вокзал ярко освещен. Народу, прямо скажем, не много. В нескольких метрах от меня — пожилая дама в черном пальто. Уши белой шапки опущены вниз. Мечется туда-сюда, левую руку прижала к груди, в правой зажат телефон. Большим пальцем постоянно давит на кнопки. Еще пара каких-то фигур. Поезд опаздывает уже на шесть минут. Тот самый поезд, который увезет меня от родителей обратно в Берлин. Туда, где море огней… По крайней мере, все об этом твердили. Со всех сторон. Те придурки, которые без ума от Берлина. Тебе, мол, обязательно нужно туда. Там прикольно. Такой город — словами не описать. Сплошное движение. Блеск. Воздух там — это же не просто воздух. В нем настоящая золотая пыль. Люди вдыхают золотую пыль, сечешь? А девочки! Не передать! Причем без разницы, родились они там или только что приехали. Сразу видно, что они уже наглотались золотой пыли.

На самом деле все оказалось не так. Я имею в виду девочек, которые попадались мне в Берлине. В массе своей они действительно уникальны. Но вот надышались явно не золотой пыли.

Своими чудными носиками они вдыхают исключительно тоску. Но, если говорить честно, и не только девочки.

Смотрю на табло: 22 часа 29 минут. Теперь уже недолго. Пожалуй, можно пока подумать о трех днях, проведенных в Мюнхене. О маме. Она врач. Если я ночую у родителей, то она с вечера ставит мне на тумбочку белую миску с нарезанными киви. Как раньше. Сейчас это почему-то раздражает. Но в Берлине я обязательно про это вспомню. Когда приду в какой-нибудь клуб и буду наблюдать за такими же, как и я, приезжими, которые расслабляются в диком танце. И у всех в глазах — ожидание. Это видно даже в полумраке клубного зала. А в темноте так особенно. Глаза становятся как у кошек: в них все отражается. Вот тут я и задумаюсь: а есть ли у них где-нибудь человек, который, что бы ни случилось, будет ставить им на тумбочку тарелку с кусочками киви.

Объявляют поезд, он уже виден. Колеса шуршат, трутся о рельсы. В дверях мне становится не по себе — такое чувство, что я сейчас вывалюсь обратно на платформу. Но не вываливаюсь. Сумку повесил на плечо. Протискиваюсь по коридору. Пролезаю мимо двух девиц, которые с недовольным видом освобождают мне дорогу. У одной жвачка. Где же спальный вагон? У меня купе тридцать девять. Идти приходится довольно далеко. Даже через вагон-ресторан. Посетителей полно. Над столиками — облако голубого сигаретного дыма. Голоса и смех. Чувствую, что поезд тронулся. Наконец-то, мое купе.

В двери ключ — белая карточка. Открываю. Вторая полка пока еще пуста. У меня нижнее место. Как тут узко! На столике — два банана и два яблока. Два перевернутых стакана и две бутылки воды. На окне — серая занавеска в фиолетовую крапинку. Узенькая дверца в туалет. Душ, унитаз и крохотная раковина Всё в купе серо-фиолетового цвета. Почему-то пахнет пластмассой, а не свежим воздухом. Не тем свежим воздухом, который через девять часов на въезде в Берлин превратится в золотую пыль. Вешаю свое коричневое пальто на крючок. Сажусь на постель. Не знаю, стоит ли раздеваться. Может быть, лучше подождать, пока придет попутчик. Шум из соседнего купе слышен совершенно отчетливо. Женский голос: «Я больше не хочу, я больше не могу».

Когда я в прошлый раз ехал в спальном вагоне, то на верхней полке надо мной лежал старый козел, который все время вопил, что я должен залезть к нему и заняться с ним любовью. Тогда это было как-то не в тему. Сейчас тоже. Именно поэтому мне не терпится узнать, кто же появится на этот раз. Стук в дверь. Открываю. Парень примерно моих лет. Мелкий, худенький. Короткие каштановые волосы и черный рюкзак, который он тут же ставит рядом с моей сумкой. По его движениям, по тому, как он переносит вес с одной ноги на другую и двигает головой туда-сюда, сразу же понимаю: хвастлив, хвастлив как ворона.

— Салют! — говорит он.

— Привет, — отвечаю я.

Оба улыбаемся.

— В ресторан пойдем?

— Давай сходим.

В принципе я не голоден, но почему бы и не поболтать перед сном. Думаю, мне это будет полезно.

В ресторане как раз освободился маленький столик. Что будем пить? Он заказывает яблочный сок, я пиво. На улице уже совсем темно. За окном ничего не видно. Кроме пары огней. В стекле отражаются наши лица. Вот и напитки. На столе горит маленькая уютная лампа. Парень хочет еще яичницу и шпинат.

— Я чертовски голоден! — говорит он. — Кстати, меня зовут Генри.

— А меня Пауль.

Рельсы делают поворот, проходящая мимо официантка пытается удержать поднос. Откуда такое странное настроение? Может быть, из-за стука колес? Анонимное доверие. Мы как два встретившихся у реки путешественника. Садимся рядом. Совсем незнакомы. И связывает нас только река.

— Мне нужно в Берлин, — говорит Генри, — иначе крышка.

Приносят яичницу. Я еще ни разу в жизни не видел, чтобы человек так быстро заглотил два яйца со шпинатом. Вытирает рот салфеткой и смотрит на меня.

— У тебя в глазу коричневая точка. На белке. Откуда?

— Мать тоже спросила, когда заметила. Понятия не имею, что это. Появилась три дня назад.

Какое-то время кажется, что он спит с открытыми глазами. И только я собираюсь спросить, когда он последний раз ел, он вдруг начинает рассказывать:

— У меня было двое друзей. Единственные мои друзья. Мы все время держались вместе. С ними я ничего не боялся. Йенс и Кристина. Оба старше меня. Йенсу двадцать три, Кристине двадцать восемь. Мне восемнадцать. Теперь мы расстались. Навсегда.