Дирк Уиттенборн - Жестокие люди

– Ты же знаешь, что они говорят всем, кто только начинает ходить на собрания анонимных алкоголиков. – Мама вздохнула. – Необходимо ходить на все собрания в течение трех месяцев, и не заводить романов с членами группы – хотя бы полгода. – Похоже на то, что обо мне здесь даже не вспоминали.

– Но ведь это я ручался за тебя. Поэтому я должен чувствовать себя виноватым. – Никогда бы не подумал, что Леффлер – это возродившийся к новой жизни алкоголик. Впрочем, мама тоже не была похожа на человека, который всего месяц назад дополнял свою диету при помощи коктейля из героина и кокаина.

– Ты не жалеешь… о том, что произошло? – робко спросила мама. Словно пятнадцатилетняя девочка. Она прекрасно знала, что прозвучит в ответ, но, тем не менее, страстно желала это услышать.

– Сейчас я чувствую себя таким счастливым, каким не был уже долгие годы. – Сколько месяцев назад он развелся со своей женой, хотел бы я знать? Наверное, Леффлер говорит только то, что мама хочет услышать. Они некоторое время молчали. Затем послышался довольный стон. Я был скорее удивлен, чем зол. Впрочем, меня все равно здорово взбесило, что уже через час после того, как я уехал из города, мама начала тешить свои мощи в нашей гостиной прямо посредине белого дня!

Я не собирался стоять там и фантазировать на тему того, чем они там занимаются. Поэтому просто посмотрел в окно. Мама сидела верхом на Леффлере. Его одежда была раскидана по всей комнате, а ее аккуратно висела на спинке стула. То есть у нее было время подумать о том, что она делает. Подушки были смяты. Видимо, начали они на диване. А потом переместились на пол. Без одежды мама выглядела моложе. Неуклюже переваливаясь, они поменяли позу. Один носок Леффлер не снял. Вообще, все это было похоже на то, что пытались сделать мы с Майей. За тем исключением, что им это удалось, по крайней мере, один раз – на столике лежала открытая упаковка от презерватива.

– Господи, какая же ты красивая! – Услышав этот комплимент, мама, казалось, покраснела всем телом. К потной спине Леффлера прилип кусочек обертки от презерватива.

– Готова поспорить, что ты это всем своим девушкам говоришь.

– Нет никаких других девушек.

– Правда?

– Правда. – Все это были фальшивые, лживые фразы. Как только они могут вслух произносить все это! Я отошел от окна. Сейчас я чувствовал себя ребенком, и в то же время – мудрым стариком. Ведь людей, которые чувствуют себя взрослыми, не существует. Я решил, что мне лучше оставить их на некоторое время, и пойти погулять. Но потом доктор Леффлер сказал:

– Я знаю, что это эгоистично, но мне хотелось бы просто сесть с тобой на самолет и улететь далеко-далеко.

– А как же дочки? – Со старшей сестрой Бупи мне встречаться не доводилось.

– Мать о них позаботится. Кроме того, большую часть года они проводят в пансионе. Черт побери, у меня есть право на личную жизнь, в конце концов! – Хороший папочка.

– Мне это чувство знакомо. – Чувство было такое, будто мне дали пощечину. Ревность моя возросла до предела, и превратилась в бешенство. Мама продолжала:

– Если ты их бросишь, то вскоре поймешь, что тебе их очень не хватает. И тогда счастливого бегства не получится. Как бы Финн не действовал мне на нервы, я знаю, что не смогу жить без него. – Ну, спасибо, мам.

Она побежала на кухню, чтобы взять пачку сигарет. Я все еще стоял у окна. Возвратившись, она громко сказала:

– Знаешь, Финну здесь очень нравится. Он прекрасно со всеми ладит. Я так рада за него! Кстати, когда я решила последовать твоему совету и поговорить с ним по поводу выпивки, он сразу согласился, что был не прав, смотрел мне прямо в глаза и вообще, вел себя как мужчина. Это было поразительно. Я в его возрасте не была способна на такое. Даже два месяца назад я вряд ли была на это способна. – Тут уже я почувствовал себя виноватым. Но доктор Леффлер быстро избавил меня от этого чувства:

– Мне не хотелось бы влезать в ваши отношения, но когда я был в клубе на следующий день после вечеринки, то видел, как он держал в руке бокал с пивом.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Но я ничего не сказал, потому что решил, что это не мое дело.

– Но он же мне поклялся… – Ее тон ясно свидетельствовал о том, что она была, скорее, взбешена, чем расстроена.

– Дети часто врут. – Леффлер изображал медицинское светило. А их родители не врут, что ли, засранец? Хорошо бы вломиться сейчас в дом и застать их нагишом. Пусть они мне кое-что объяснят. Только нужно решить, как это лучше сделать. Изобразить, что я оскорблен до глубины души или попытаться выдавить слезу? Нет, я был слишком зол, чтобы плакать. Было бы здорово проскользнуть сейчас на кухню, прокрасться на цыпочках по лестнице и сфотографировать этих голозадых лицемеров. Только, к сожалению, я истратил все кадры пленки, снимая Майю и ее глупую лошадь.

– Как ты считаешь, что мне следует предпринять?

– Я не его отец, но, судя по тому, что видел, Финну необходимо понять, что жизнь бывает очень сурова. – Это мне как раз-таки было прекрасно известно. – Когда имеешь дело с подростками, необходимо установить определенные границы. Они должны знать, кто взрослый, а кто ребенок. – Я был вне себя от злости, и горько прошептал себе под нос: «Как вы мне надоели, чертовы взрослые».

– Не могу поверить, что он мне солгал. Что же я делала неправильно?

– Ты сделала так, что он решил, что жизнь полна удовольствий.

– Его жизнь не состояла из одних удовольствий.

– Если кто-то не объяснит ему, что это не так, дела пойдут все хуже и хуже. – Он говорил спокойным, умиротворенным голосом. Наверное, он мог бы и лысому расческу продать. – Есть правила для взрослых и правила для детей. Ему необходимо это уяснить. И, уверяю тебя, он быстро исправится и начнет вести себя намного лучше, если почувствует это на собственном опыте, а не просто послушает твои увещевания. Он должен знать, что все наши действия влекут за собой определенные последствия. И, ради бога, вели ему держаться подальше от Лэнгли. Майя и Брюс ужасно избалованы. Конечно, у них столько денег, что это избавляет их от любых неприятностей, только вот у Финна таких денег нет.

– Он уехал с ними в Ист-Гемптон.

– На твоем месте я бы немедленно позвонил туда и приказал ему возвращаться домой. Он нарушил свое обещание. И закон. Пятнадцатилетний подросток не имеет права пить в клубе.

– Ты прав. – Хорошо, что мамин предпредпоследний любовник так и не подарил мне воздушное ружье. Я бы сейчас их обоих застрелил.

– Знаешь, в Колорадо открылся новый лагерь для детей. Он называется «Маленькие странники». Довольно модное заведение. – Как же, как же. Родители Пейдж сослали ее туда прошлым летом. На праздник Труда всем воспитанникам этого лагеря выдали крючок для ловли рыбы, пластиковый пакет для мусора и три спички. Этого должно было хватить, чтобы выжить в течение двух праздничных дней. Пейдж называла это заведение «гулагом для богатеньких детей». Один из воспитателей заразил ее герпесом.