Дирк Уиттенборн - Жестокие люди

– Привет, Джилли. – Я сделал вид, что очень увлечен изучением картинки, на которой была изображена двойная спираль ДНК.

Она стала собирать пылесос, потом вдруг закричала: «Черт!». Я попытался улизнуть на кухню, но она последовала за мной.

– Спасибо за проявленный интерес и сочувствие.

– Если ты так страдаешь из-за своей аллергии на шерсть, то можешь просто снять платье.

– Пошел ты в жопу!

– Сама пошла.

– Думаешь, у тебя одного проблемы?

– Я бы с тобой с удовольствием поменялся.

– Ладно, ну тогда расскажи сначала, что у тебя за неприятности. – Минуту я размышлял, стоит ли выложить ей все начистоту, или лучше постепенно подготовить ее. – Пообещай, что никому не расскажешь.

– Обещаю.

– Нет, поклянись.

– Ладно, клянусь. Так в чем дело?

– У меня травка закончилась.

– Какой же ты засранец. – Она бросила мне сигарету, которую я сразу же закурил.

– Хорошо. Я скажу тебе правду. Тот парень не только избил, но еще и трахнул меня. – Я затаил дыхание. Мне стало легче, правда, легче. Но она возмутилась:

– Очень смешно!

– Да нет, не очень. – Я смотрел на свои ноги.

– Не будь идиотом, Финн.

– Ладно, рассказывай теперь, что с тобой стряслось.

– Мама не разрешает мне взять деньги, которые я копила на обучение, со своего банковского счета.

– А зачем они тебе?

– Не твое дело.

– Почему Двейн тебе не даст?

– Двейн говорит, что он здесь не при чем. – У меня был озадаченный вид.

– Я беременна.

Внезапно мне показалось, что я смотрю на свою маму. Такой она, наверное, была, когда узнала, что ей предстоит родить меня.

– А Брюсу ты сказала? – Я вспомнил о том, что видел в окно лесного домика.

– А ему до этого какое дело? – Ее взбесило то, что я упомянул о нем.

– Не знаю, я просто подумал… Ты хочешь сделать аборт?

– Нет, но я… – Она зарыдала, не в силах вымолвить слово.

– Я сейчас вернусь.

– Ты ведь никому не скажешь?

– Я умею хранить секреты.

Когда я спустился вниз, она сморкалась в кухонное полотенце.

– Этого хватит? – Я вручил ей шестьсот сорок пять долларов, которые получил от Осборна. Она отдала мне сто долларов. По моему мнению, мир вполне может обойтись без еще одного несчастного ребенка.

– Оставь себе. Вдруг понадобится.

Джилли обняла меня и грустно улыбнулась.

– Я у тебя в долгу, Финн. – Она сжала меня в объятиях, потом отпустила. Посмеиваясь и всхлипывая, она стащила с себя майку.

– У меня так грудь набухла, что болит.

Мы улыбнулись друг другу. Мы были очень несчастны, и нам было приятно, что никому из нас ничего не было надо от другого. А потом случилось что-то странное: мы начали целоваться. Если бы кто-то рассказал мне, как такое произошло с ним, я бы подумал, что это довольно неправдоподобно. Но в тот это было так естественно.

Джилли отступила от меня на шаг, и я думал, что сейчас она пошутит или еще что-нибудь в этом роде. Я чуть было не начал извиняться, как вдруг она взяла меня за руку и повела в спальню. Мы разделись, не говоря ни слова. Нам не хотелось причинять друг другу боль ненужными словами.

Раздевшись, я взгромоздился на нее, обхватил ее сосок губами и вообразил, что ощущаю вкус молока. Эта мысль не казалась мне странной. Я вошел в нее, и был счастлив от этого. Как приятно – ни о чем не думать. Быть просто телом. Мы использовали друг друга, чтобы обрести утешение. Секс – куда более сильный наркотик, чем любовь.

Было забавно. Когда я кончил, то сразу подумал о Майе. Теперь, когда мне удалось сделать это с Джилли, ради себя, я был уверен, что смогу осуществить это и с ней. Теперь все будет хорошо. Мне казалось, что я справился со всеми трудностями, как вдруг внизу со скрипом отворилась дверь, и я услышал, как Майя крикнула:

– Привет, Финн, угадай, кто решил не ехать в Вашингтон?

Джилли уже была на пути к ванной, а я натягивал свои брюки и орал: «Подожди меня внизу», но она уже входила в мою спальню. Майя посмотрела на меня, и я заплакал. Звучит патетично, но это правда. Мне было бы не так плохо, если бы она закричала, завизжала или ударила меня. Но она просто сказала: «Ну, до свидания, Финн».

Я десять раз звонил ей домой. Горничные повторяли, что она не может подойти к телефону. Наконец, трубку взяла миссис Лэнгли. Она говорила медленно и разборчиво. Я прямо видел, как она стоит с открытой банкой из-под лимонада и сигаретой, смотрит куда-то в пространство и произносит:

– Не знаю, как решит Брюс, но ни я, ни Майя на твой день рождения не придем. – Тон у нее был не просто ледяной – арктический. – И, пожалуйста, будь так добр, изволь не звонить больше моей дочери. Прояви элементарную вежливость. Это она просила передать тебе. А я запрещаю тебе это.

– Миссис Лэнгли, мне очень жаль.

– Это тебе не поможет.

Я три часа напролет просидел у телефона, наблюдая за тем, как растет моя тень. Когда стемнело, она исчезла.

Мама вернулась в восемь.

– Прости, что задержалась, ягненок. Мы с доктором Леффлером отрабатывали восьмой шаг.

– Что еще за восьмой шаг? – Мама сняла с плеча сумку с клюшками и включила свет. Видимо, какой-то термин, который используется среди анонимных алкоголиков.

– Нужно составить список людей, которых ты когда-либо обидел, чтобы мысленно постараться загладить свою вину. – Она поцеловала меня в макушку и поспешила на кухню.

– Пожалуй, приготовлю спагетти.

– Длинный у тебя список?

– Ну… Он у всех длинный.

Окурок косяка, который выкурили мы с Джилли, лежал в пепельнице. Но мне было лень вставать и прятать его.

– Я пригласила на ужин доктора Леффлера. Он так одинок. Его жена и дочери уехали в Нантакет. Ты ведь не возражаешь? – Мама поставила на газ кастрюлю с водой и стала накрывать на стол.

– Мне все равно.

– Мы так красиво украсим лесной домик для твоей вечеринки! Это просто фантастика! А ведь мы в первый раз устраиваем здесь праздник. Доставят лилии, белые скатерти с золотой бахромой, пурпурные салфетки, лавровые венки. В общем, это будет похоже на древний Рим. – Голос у мамы стал таким, будто у нее начался приступ мании величия. – Некоторые приведут с собой людей, которые у них гостят, так что нам потребуется еще два стола. С большинством из тех, кто придет, мы не знакомы, но разве это не прекрасный способ узнать друг друга?

– Я не хочу никаких вечеринок.

– Послушай, Финн, мы же это уже обсуждали. Мы с Майей столько всего сделали…

– Мы с ней поссорились. Даже не поссорились, а расстались. Звонила ее мать. Они не придут.

Маме вовсе не хотелось этого слышать.

– Ну, так сейчас же позвони и помирись с ней.

– Ты не понимаешь. Я действительно виноват. – Как же мне сказать ей о том, что произошло?

– Тогда звони и извиняйся. Скажи ей то, что она хочет услышать. – Мама стала раздражаться.