Николай Шипилов - Остров Инобыль. Роман-катастрофа

А юный Антон интуитивно понял, что ему не нужна публичная слава, как «яркая заплата на ветхом рубище певца», а нужно ему спокойнее, добротное, как рабочая спецовка, цеховое признание . Вместе с Чугуновским он с восьмого класса готовился к адвокатуре, но Чугунок, по выражению Антона, дал трещину . Он юркнул в какой-то станкостроительный техникум, оттуда загремел в армейский стройбат, писал с Уральских гор, что учится заочно в институте и станет министром машиностроения, если не обопьется до смерти антифриза. Почему именно антифриза — Антон так и не понял, а позже забыл поинтересоваться по той простой причине, что виделись друзья детства редко, жили розно, как все москвичи, и чаще перезванивались. Сувернева ценили в адвокатской коллегии. Он провел ряд удачных мелких процессов, стал защищать крупных мерзавцев. Но — увы! Закон и справедливость — не родственники и даже не сводные дети. И по мере того, как рос его адвокатский престиж, росло отвращение к делу, а актеры, в сравнении с адвокатами, уже казались приличными и глубоко несчастными людьми. Насмотревшись на отвратительные ужимки правосудия, он еще нашел в себе силы для крутого виража и ушел в следственные органы, тогда еще КГБ. А там доктор права Сувернев окончательно понял, что ничего в своей жизни уже не изменит, и что всяк хорош на своем месте.

Женился же Антон Николаевич однажды и навсегда.

Супруга его оказалась красавицей позднего цветения, то есть прибавляла в красоте с годами. Она оказалась как бы взятой на вырост. Родила двойню: мальчика и девочку. И друга Чугуновского она жалела: «Пропадет…»

Валера Чугуновский с годами стал Суверневу понятней и дороже, как всякий веселый глупец, когда ты связан с ним дружбой и когда ничем не рискуешь. Чугун был неизменен в своем высокозатратном жизнелюбии. «В нем погиб художник…» — без печали, впрочем, а с каким-то восторгом даже и восхищением думал Антон. И в это шаблонное определение входила вся его приязнь к товарищу.

Антон догадывался, что от юной женки Чугуну добра ждать не стоит. Еще полгода назад он просил своего товарища из налоговой инспекции, который «разрабатывал» местных нуворишей, бывать у Валерия Игнатьевича и мотать на ус.

Потому, когда тот позвонил, сказал, что на жизнь «объекта» совершено покушение, и попросил приехать, Антон сразу же отозвался. И прихватил с собой нужных людей.

Дорогой он рассказал Федору Федоровичу Мыльцеву о характере своего неувядаемого дорогого друга. Федор Федорович вел машину и слушал.

— В юности, доктор, меня бесило сознание того, что он, Чугунок, с его заурядной внешностью считает себя неотразимым. Таким, что лучшие женщины мира не будут спать ночами, если узнают о том, что в энской воинской части, где служили наши отцы, живет некий Валерий Чугуновский!

— Письма актрисам писал?

— Писал! Писал и знатным ткачихам, и чемпионкам! Пачками! Как солдат или зэка! Я ему говорю: «Ты кто такой-то? Кто ты такой, чтобы они бросались к тебе на полати, на ходу срывая с себя папильотки!» А он мне: «Как это кто? Интересный человек». «Ну, если уж ты так вопрос ставишь, — говорю, — то я гораздо интересней!» А он мне: «Я не вопрос ставлю, а даю ответ!» О, логика! Посмеемся вместе и дальше в цирк…

— На фоне идеального несуществующего типа — он гипертивный психопат. Значит, весьма приятный, деятельный, неунывающий человек, у которого в одно ухо влетает и — навылет. А что у него с наследственностью? — спрашивал Федор Федорович, полуоборачиваясь с водительского места.

— Хороший вопрос, — как депутат корреспонденту, замечал Антон Николаевич. — Хороший потому, что я и сам хотел рассказать о его чудном папаше. Он был, как сейчас говорят, упертый! Вот если офицеры тащили с фронта патефонные иголки, саксонских пастушек фарфоровых, гобелены, то он, дядя Игнат, отличился. Он взял в каком-то немецком замке пять альбомов марок… Почтовых, разумеется, не дойче. Вот на них-то и построил Чугунок этот дом! Так вот. Его отец, дядя Игнат, всей своей военно-полевой душой любил шампанское. И однажды, после тяжелой операции на легких, стал умирать. Вот стал он умирать и просит моего отца: «Коля, хочу настоящего французского шампузика!» А где ж было его взять в те времена? Ну, в армии есть умельцы: нашли у какого-то генерала пустую коллекционную бутылку «Вдовы», как-то упаковали в нее наше абрау-дюрсо — несут в палату. И что ты думаешь! Жахнул он стаканчик абрау-дюрсо, икнул пару раз и пошел на поправку!

— А мать?

— Мать? Мать обычная медсестра. По характеру — золото. Обожала всех Валеркиных друзей и всех подружек называла невестами. Тетя Римма, царствие ей небесное! Все жены были Валерке, как я догадываюсь, неверны. А скажи ему об этом — засмеет. Ну, уж топиться к проруби не побежит… Вот и эта… смеется над ним: он мне до плеча, мол, вместе с рогами… Но я не дам его в обиду, Федор Федорович, не да-а-ам! Ведь она же его какими-то мозгобойными таблетками кормит! А сейчас уехала и бандитскую няньку к нему приставила с тем же…

— Я вам завидую, друзья… — вздыхал тот. — В наше время-а … — и качал головой, сокрушаясь.

— А кто я, по-вашему? К какому типу психопатов я отношусь? Ведь для вас все люди — психопаты?

— Вы идеальный тип, Антон Николаевич.

— Психопата?

— И человека… Где ваша-то «вольва»?

— Да сын в Рязань укатил к какой-то подружке… Женить бы его… А он: на ком, пап, жениться? На этих проститутках?

— Слабо, слабо-о им против нас, — сказал Федор Федорович.

— Слабо, — согласился Антон Николаевич.

Как уже говорилось выше, дом Чугуновского стоял почти на самой вершине холма.

Из окон этого дома Антон Николаевич осмотрел в бинокль владения дикого барина Крутого. Антон Николаевич успел разузнать, что Крутой оказался «законтаченным» на зоне. То есть он был некогда одним из самых злобствующих «положенцев». А один из доведенных до крайности лагерных «петухов» однажды бросился к нему на шею, крепко обвил руками и поцеловал в губы — «законтачил». Тогда и простился Крутой с уголовной карьерой, хоть и расправился с мальчишкой особо жестоко.

— Ровно в двадцать один час, — приглушенно сказал налоговый инспектор Андрей Прокопыч, — его садовник, шофер и телохранитель Максим поведет гулять двух бассетов… Без намордников, заметьте!

— Пробегусь по поселку, пока светло, — сказал Сувернев, глядя на часы. Было без четверти девять. Агент Колотеев уже перебирал в задумчивости телевизионные каналы, как усталая дева перебирает жгутики косы.

— Меня звали на завтра картошку окучивать… Имейте ввиду….

Федор Федорович с инспектором говорили о преимуществах чистого медицинского спирта перед всеми его производными.