Майкл О'Двайер - Утопая в беспредельном депрессняке

— В каком смысле? — Он застыл посреди комнаты.

— Ну, не знаю. Просто скажи, хороший или нет?

— Об этом надо спросить кого-нибудь другого.

— Ты останешься?

— Может быть. Посмотрим.

— Я тебе нравлюсь?

— Я тебя слишком плохо знаю.

Ничего-то ты не знаешь.

— Может быть, и так. А может, и нет.

Подойдя к постели, девушка забралась на нее с ногами и завернулась в одеяло. Виски боком уселся на подоконник, подтянул ноги. Обняв руками колени, он положил на них голову и закрыл глаза. Его охватила усталость, проникавшая в каждую ноющую кость и в каждую мышцу. Он впустил ее, не сопротивляясь.

Спустя несколько минут его плеча коснулись ее теплые нежные руки. Она разбудила его и, доведя до постели, раздела и уложила. Он почувствовал, как она накрывает его одеялом. «Спи», — ласково выдохнула она ему в ухо, и он послушался.

В его ушах звучали ее шаги, манящие за собой. Он шел за ними, углубляясь в лабиринт темных закоулков, все дальше, пока не заблудился.

На следующее утро после того, как Элизабет уложила Виски в постель, он стремительно умчался из родового замка де Марко в вихре осенних листьев и Дорожной пыли.

Он старался выкинуть всех де Марко из головы, Целиком погрузившись в работу и разъезжая вдоль и поперек по стране с фотоаппаратом — либо выполняя заказ агентства, либо по собственной инициативе, только чтобы быть как можно дальше от этого семейства. Но, увы, куда бы он ни поехал, он не мог отделаться от эротических фантазий, теперь уже накрепко связанных с Элизабет.

Неудивительно, что через несколько месяцев он вновь оказался в доме де Марко. Сначала он посещал их по выходным, специально приезжая в пятницу или субботним вечером в надежде, что его пригласят переночевать. Но ночевать его не приглашали. Правда, и не выставляли за порог.

Постепенно он стал бывать у них в доме все чаще, пытаясь найти общий язык с хозяевами. Под шипение телевизионного «снега» он рассказывал двойняшкам всевозможные небылицы; с понимающим видом поддакивал Альфреду, выслушивая его очередную тео рию; как истинный джентльмен, не моргнув глазом, проигрывал хихикавшей Нане Мэгз в карты, так и не поняв, в какую игру они играют. Он уверял Винсента, что не испытывает нежных чувств к его жене, но не слишком преуспел в этом. Винсент целыми днями писал на чердаке абстрактные этюды с обнаженной Элизабет под звуки самбы, льющиеся из радиолы. Боролся с притязаниями Хелены, уступая порой ее садомазохистским фантазиям, и наконец при любой возможности пытался убедить саму Элизабет в том, что является мужчиной ее мечты.

К концу лета он уже почти переселился к де Марко и проводил у них больше времени, чем в собственной квартире у Крысиной штольни. Когда он возвращался из очередной поездки, с головой, кружившейся от достигнутых успехов, то первым делом направлялся к де Марко, чтобы поделиться с ними своими впечатлениями. Он знал, что его прошлое воспринимается здешними обитателями как обычное дело, и потому чувствовал себя здесь спокойно и мог расслабиться.

Вне стен этого дома имелось не так уж много людей, с кем можно было бы по-дружески поделиться своими проблемами. Одним из друзей Виски был Уильям-с-Горы, тот самый ветеринар, который спас Джасперу жизнь, а впоследствии по просьбе Джонни сделал из него чучело. В пятницу 13 октября 1969 года, в тот самый день, когда Виски принял решение окончательно переселиться к де Марко, сердце его друга перестало биться.

За последний год они почти не виделись, и печальнее всего было то, что Виски не замечал, как их дружба постепенно угасает. Конечно, он горевал в связи со смертью Горца, но всего несколько месяцев назад это стало бы гораздо большим потрясением.

Неужели так легко увязнуть в собственных переживаниях и забыть, кем недавно был для тебя твой старый друг?

С покрасневшим лицом и сухими глазами он смотрел, как Уильяма опускают в землю. Горец ушел навсегда — и вместе с ним его жена Мэри. Хорошая была женщина, с ней всегда приятно было поболтать; она на дух не выносила вранья да и внешне была привлекательна. Ужасно жалко. Но теперь они по крайней мере навсегда были вместе, лежали бок о бок, разделенные только темными дубовыми стенками гробов, и не имели больше возможности ни видеть, ни слушать, ни нюхать, ни прикасаться к чему-либо.

Лайам, брат Горца, тоже был на похоронах, молчаливый и хмурый, в непрезентабельном обвислом черном костюме. Правда, он всегда был хмур и молчалив, так что трудно было сказать, насколько сильно смерть брата подействовала на него. Виски он никогда особенно не нравился — да он и не знал его толком, не считая того, что Уильям время от времени жаловался, какое дерьмо его брат. Ходили слухи, что он сделал ребенка своей девушке и лишь после этого женился на ней. Поговаривали, что Лайам теперь частенько распускает руки и что только брат умел обуздать его.

Когда Виски спросил о причине смерти своих друзей, ему ответили, что они погибли в автокатастрофе, столкнувшись с грузовиком с прицепом. Водитель был пьян, слишком быстро вел машину в тумане по скользкой проселочной дороге, нажал на тормоза слишком резко и слишком поздно. Прицеп развернуло поперек дороги, и автомобильчик Горца влетел прямо под него. Крышу снесло начисто.

Уильяма разорвало пополам, и он даже не успел понять, что произошло. Голову Мэри так и не нашли — она отлетела и затерялась где-то. Зато ноги, зажатые прицепом, не сгорели.