Бернард Вербер - Танатонавты

Стефания мерила шагами нашу гостиную, как лев в клетке.

— Я вами уже сыта вот по сюда. По самые уши сыта этой вашей добротой. Меня тошнит от всех этих людишек с той самой поры, как мы открыли им тайну, что должна оставаться тайной. Желаю здравствовать, дорогие танатонавты! С меня хватит.

И с этими словами она вышла вон.

Стефания собрала свои вещи и покинула «Бют-Шомон», даже не попрощавшись с Раулем, хотя тот, пусть даже и пьяный, все равно оставался ее мужем.

Равны ли между собой тело и душа перед Божьим судом?

Тело может обвинить душу в совершении греха, потому что, когда та его покидает, тело остается инертным на дне могилы. На это душа может возразить, что, мол, покидая грешное тело, она безмятежно взмывает в воздух, словно птица.

«Могут ли душа или тело избежать Божьего суда?» — спросили однажды у мудреца. Как и все прочие мудрецы, тот ответил иносказательно, притчей про короля, который взял себе двух садовников: одного слепого, другого безногого.

Безногий тут же пришел в экстаз при виде сочных фруктов. «Подставь мне спину, — попросил он слепца, — я их тогда смогу нарвать. А потом мы вместе полакомимся». Слепец не смог удержаться от соблазна, и, когда вернулся король, в саду не осталось ни единого фрукта. Сильно удивленному монарху слепец ответил, что ничего подозрительного не увидел, а безногий сообщил, что сам он не в состоянии лазать по деревьям.

Король недолго раздумывал. Он приказал безногому влезть на слепца. И удары батогами получили они оба, будто были одним человеком.

Точно так же, вместе, можно рассматривать душу и тело. Точно так же, вместе, предстанут они перед судом.

Благодаря танатонавтике весь свет узнал мир, процветание и счастье. Человек наконец реализовал то, о чем мечтал три миллиона лет с момента своего появления на Земле. До сих пор смерть считалась болью, мукой. После того как Континент Мертвых был разведан, эти страхи рассеялись. Веди себя хорошо на Земле, и на том свете тебя ждет компенсация.

Благодаря танатонавтам исчезновение войн, ненависти и зависти с лица планеты провозгласило наступление новой эры. Американский палеонтолог Сандер предложил заменить устаревшее название хомо сапиенс на более современное: хомо танатонавтис. Хомо танатонавтис — это человек, ставший отныне повелителем не только своего существования и своей смерти, но и всех своих жизней, как прошлых, так и будущих.

Какой скачок совершило человечество!

Жизнь продолжается, пусть даже и без Стефании.

Мы с Розой решили потратить уик-энд, выпавший на Троицын день, чтобы свозить Фредди-младшего в знаменитый Смитсоновский институт в Вашингтоне, где хранились все реликвии нашей авантюры. Поездка стоила того. В этом импозантном сооружении из стекла и бетона мы вновь обнаружили свое древнее пусковое кресло, с волнением прочитали список первых добровольцев, принесенных в жертву танатонавтике, затем постояли перед своими копиями — восковыми фигурами, занятыми повседневной танатонавтической работой.

Мне лично кажется, что сам я на себя не похож: уж очень подозрительная у меня ухмылка, да и шприц скорее лошадиный. Амандина удалась много лучше: она походила на старлетку в черном платье, которое сидело на ней как влитое.

В углу под капельницей лежала телесная оболочка Раджива Бинту, индийского танатонавта, застрявшего в стране наслаждений. Если он когда-нибудь захочет проснуться, то в его распоряжении окажется собственное тело, сберегаемое в этом прозрачном морозильнике. Сбоку стоял стенд, извещавший, что его серебристая пуповина до сих пор цела и невредима.

Имелся еще макет бронированного убежища Брессона, сопровождаемый описанием его злосчастного путешествия. В экспозиции также была представлена группа движущихся марионеток, изображавших различные танатохореографические композиции, созданные раввином Фредди Мейером для коллективных полетов. Гигантская фреска тридцать на десять метров достаточно точно воспроизводила картину битвы за рай. Если нажать на соответствующую кнопку, можно было даже прослушать звуковое оформление этого сражения с охами и ахами на разные лады, с возгласами «получай, тварь проклятая!», «смерть неверным!», «внимание, я умираю!», а также со звуками ударов и раздираемой эктоплазменной плоти при обрыве пуповины. Это довольно глупо, ведь эктоплазмы, пусть даже танатонавтические, не производят никаких звуков, а если даже и производят, то они не распространяются по межгалактическому пространству.

Смитсоновский институт огромен. Повсюду виднеются стратегически расставленные автоматы по продаже воздушной кукурузы, горячих сосисок и напитков со льдом, призванные, надо думать, создавать эффект присутствия в раю. Американцы вечно удумают что-нибудь этакое.

В центре главной галереи возвышается статуя Феликса Кербоза, через столетия пожимающего руку Христофору Колумбу. Нет, наверное, смысла лишний раз упоминать, что этот улыбающийся красавец не имел ничего общего с тем коренастым верзилой, которого мы знали.

Я достаточно четко представлял себе, как на монетах появится его новый греческий профиль вместе с нашим девизом: «Вперед, только вперед, навстречу неизвестному!»

Мне лично больше нравился старый лозунг: «Вместе против дураков!» А что? Вполне актуальный призыв.

Довольно любопытно было взглянуть на действующий макет сцены, где происходила беседа с эктоплазмой Донахью. Три престарелых восковых автомата с белыми бородами лопатой восседали на прозрачном холме из плексигласа под неоновым освещением (от светящейся горы Последнего суда, надо полагать) и неустанно повторяли своими двигающимися ртами: «Здесь проводится взвешивание всех добрых и плохих поступков твоего прошлого существования!»

В глубине зала стоял датчик полета эктоплазмы (изобретение Розы, моей супруги) со своей гигантской параболической антенной и экраном с имитацией зеленых пятен-сигналов. Ощущение, будто мы оказались в «Бют-Шомон»!

Гвоздем экспозиции был, конечно, сооруженный сотрудниками музея вполне правдоподобный макет рая. Конус из папье-маше высотой тридцать метров в районе входной воронки превращался в постепенно сужающуюся трубу-коридор диаметром метра два на конце. Достаточно встать на бегущую дорожку, и вас медленно понесет вдоль коридора с изменяющимися цветами. Проникновения за коматозные стены имитировались занавесками из плотной и гибкой пластиковой бахромы, не позволявшей видеть, что творится дальше.