Барбара Квик - Девственницы Вивальди

— Крепко же они спят!

— Они не сидят у нее без дела — поверь, я знаю, что говорю!

— И как ты такое терпела, Марьетта?

Она взглянула на меня, покачав головой. Хитроватое выражение гротескной маски лишь усилило насмешку в ее голосе:

— А как мы вообще что-то терпим? Как я терплю такую мать? Как ты терпишь, что у тебя вообще нет матери? Мы живы, bellina, 17 17 Милочка (ит.). — и я лично намерена взять от этой жизни как можно больше!

Марьетта потащила меня дальше, в мерцающую огоньками тьму, громыхая тяжелыми башмаками по мостовой. Народу на улицах прибавилось, отовсюду неслись смех и обрывки песен.

Чем больше мы удалялись от жилища Марьеттиной матушки, тем меньше уверенности видела я на ее лице. Дважды мы миновали табличку «CALLE DELLA MANDÒLA», 18 18 По смыслу требуется «Саllе dei Màndorli» (совр. ит.) — «Улица миндальных деревьев». Мандола — струнный музыкальный инструмент. хотя я не заметила тут ни единого миндального дерева. Поделившись этим наблюдением с Марьеттой, я вызвала у нее хохот:

— Mandòla, bambina, — иначе, женский орган. В квартале Сан-Марко других миндалин не отыщешь.

Позади нас показалась компания мужчин, и Марьетта толкнула меня в тень дверного портика под другой табличкой — «CALLE DELLA CORTESÌA», 19 19 «Улица галантности» (ит.). и я уже без дальнейших пояснений поняла, что мы находимся в той части города, где хозяйничают куртизанки.

Воспользовавшись спасительным полумраком, Марьетта приподняла маску и осмотрелась. Судя по всему, она заблудилась.

— «Tèrra dei assassini», 20 20 Страна разбойников (ит.). — прочитала Марьетта вслух.

— Ради всего святого, — взмолилась я, — куда ты нас завела?

Она же потащила меня дальше — в проулок, который неожиданно вывел нас к каналу. Табличка рядом гласила: «RIO DI SAN LUCА». 21 21 «Канал Св. Луки» (ит.). Мы прижались спинами к стене из песчаника, наблюдая, как мимо проплыла переполненная гондола, а за ней — еще четыре. Сидящие в них нарядные люди в масках веселились вовсю.

— Ну разумеется! — воскликнула Марьетта. — Они как раз направляются в театр.

— Еще неизвестно, в какой театр! К тому же мы не сможем туда попасть вслед за ними — разве что вплавь! Спроси же дорогу, Марьетта! Как можно быть такой упрямой?

— Ладно, расе! — Она снова утянула меня в темный уголок. — Только надо смотреть, кого спрашивать. Тут любой может оказаться шпионом.

Спорить не приходилось: агенты Великого Инквизитора в те дни славились способностью к перевоплощению, каковой не утратили и ныне.

— Что скажешь про этого? — шепнула я, указывая на спешащего мимо фокусника.

Тот, по крайней мере, был слишком молод для шпиона — вдобавок он изо всех сил куда-то торопился, глядя под ноги и стараясь не перейти на бег. Я рассудила, что шпион в любом случае шагал бы помедленнее и оглядывался по сторонам. К тому же фокусник — если он, конечно, настоящий — непременно знает, где находится театр.

Марьетта откашлялась и окликнула его голосом гораздо ниже, чем у нее:

— Доброго вечера тебе, дружище!

Фокусник, казалось, не поспевал за собственными ногами.

— Чего надо? — пробасил он таким же неестественным голосом.

Я не решилась раскрыть рот, но лишь ткнула подругу локтем в бок. Та по-девичьи пронзительно воскликнула: «Где театр…», но, опомнившись, закончила густым и еще более фальшивым тоном: «…Сант-Анжело?»

Фокусник подошел вплотную, осмотрел нас с головы до ног и вдруг сдернул с Марьетты маску. Та успела закрыть лицо руками, но фигляр тут же рассмеялся и приоткрыл собственное лицо.

— Ну, удачно мы тут сошлись!

Перед нами стояла девушка, красивая, как картинка, — нежная кожа, розовые щечки.

— Сюда! — прошептала она. — Уйдем от света.

Забившись в тень, я тоже сняла маску, и тут уж мы захихикали все трое.

— Чего надо? — несколько раз повторила Марьетта, старательно имитируя basso profondo. 22 22 Бас профундо, густой бас (ит.).

— Нет, серьезно, — наконец успокоилась моя провожатая, — кто бы ты ни была и по какому бы делу ни спешила, можешь ли ты подсказать отсюда дорогу до Сант-Анжело? Мы, кажется, свернули не там, где надо…

— Еще как могу: моя семья держит там ложу. И я как раз туда иду.

— Может быть, ты доведешь нас? — попросила я.

— С превеликим удовольствием — если вы дадите торжественную клятву никому не говорить, что видели меня.

Мы сгрудились теснее.

— Клянемся — giuriamo! — произнесли мыс Марьеттой в один голос.

— Я сказала: торжественную клятву, — возразила девушка.

Она была, пожалуй, всего годом старше Марьетты и даже красивее ее, хотя раньше я не думала, что такое возможно.

— Чем же нам поклясться? — растерялась я.

Крестиков мы не носили, поскольку любые украшения в Пьете были строго запрещены. Фокусница расстегнула куртку и освободила одну грудь, белую, округлую, с розовым сосочком, подставив ее лунному свету.

— Делайте как я!

Мы с Марьеттой переглянулись, а затем принялись расстегивать свои куртки. Фокусница прижала ладонь к Марьеттиной груди, та — к моей, а я — к груди новой знакомой.

— Giuriamo! — хором повторили мы, а девушка добавила:

— Если я кому-нибудь расскажу о сегодняшней встрече, пусть мои груди сморщатся и потемнеют, как чернослив!

Мы снова переглянулись, вздохнули и поклялись вслед за фокусницей, а затем все вместе поспешно поправили одежду и натянули маски.

— Не отставайте — тут недалеко!

Фокусница проворно двинулась в направлении, противоположном избранному нами ранее. Неожиданно она бросила через плечо:

— Я сегодня выхожу замуж!

— Это он тебе так сказал, — язвительно заметила Марьетта.

Обе они представляли собой странное зрелище — фокусник и еврей рассуждают ночью о свадьбе. Впрочем, до сих пор мне приходилось больше слышать об удивительных встречах, случающихся на карнавале, нежели быть им свидетельницей: сенаторы переодевались прачками, знатные дамы — султанами, а влюбленные прятались под общим шелковым плащом.

Незнакомка, услышав насмешку в словах Марьетты, резко остановилась:

— Он бы никогда мне не солгал!

— Разве не разумнее было бы, — рискнула вмешаться я, поравнявшись с ними и переведя дух, — выйти замуж по родительскому благословению?

— Мой отец хочет выдать меня за своего делового компаньона — за старика! Лучше утопиться, чем подарить ему свою девственность!

— А тот, другой? — поинтересовалась Марьетта.

— С первого взгляда, которым мы обменялись в доме моего отца, мы поняли, что самой судьбой нам предназначено любить друг друга.

— Мужчины наговорят — только слушай.

Девушка опять остановилась, чтоб подождать Марьетту.

— Ты так молода, а уже так обозлена. Ты хоть во что-нибудь веришь?