Джонатан Эймс - Проснитесь, сэр!

Система довольно успешно работает, потому что несчастные пожилые геи, наряду с дамами, больше не привлекают любовников, но и не остаются в одиночестве, проводя зрелые годы в женском обществе. Круг замыкается: ходоки общаются с женщинами без секса, точно так же как пятьдесят – шестьдесят лет назад в туалетах, где толкались почти все гомосексуалисты того поколения.

Итак, Чарльз был ходоком с подобающими костюмами – полным вечерним и разнообразными блейзерами в плоховатом состоянии, чего не замечали дамы с прогрессирующей катарактой.

Надо сказать, что Чарльз не был явным гомосексуалистом, несмотря на мое описание общих признаков ходоков. Он никогда не откровенничал относительно своей сексуальной ориентации, считая, что это не мое и не чье-либо другое дело, поэтому за два года совместной жизни так и не обнаружил моего вампирского шпионства. Меня, как почти всех людей, постыдно интересует то, чего знать не следует. По-моему, каждому нравится овладевать чужими секретами, чтобы спокойно жить со своими. Оглядываясь назад, могу сказать, что Чарльз, скорее всего, был редким типом – запасным гетеросексуальным мужчиной, хоть в действительности как бы воздерживался от всякого секса, каковая позиция не лишена своих достоинств.

Ну, теперь вы получили общее представление о книге, над которой я работал, – портрет ходока в старости рядом с обожающим его сподручным Луисом (мной). Поэтому я сидел в Нью-Джерси, потягивал кофе со льдом, доставленный Дживсом, продолжая писать с того места, где вчера остановился. Медленно настучал:

Я лежал на оранжевом ковре, смотрел телевизор. С удовольствием вникал в вестерн. Там игла крупная перестрелка, масса лошадей вставала на дыбы, поднимая копытами пыль, поэтому стрелявшие с трудом друг друга видели. В самом разгаре довольно долгого затянувшегося боя Чарльз вернулся домой, увидел, чем я занят, и не одобрил.

– Оружие! – проворчал он. – Американцы без конца стреляют. Никого не могут перехитрить, поэтому пристреливают… Включи новости. Не выношу вестерны. Хочу знать, что будет с парадом в честь Дня святого Патрика. Интересно, не запретят ли его, в конце концов, в этом году.

Я переключил канал с помощью пульта дистанционного управления. Чарльз снял зимнее пальто, налил себе стакан любимого дешевого белого вина.

– Хочешь? – спросил он.

– Да, спасибо, – встрепенулся я и сел.

Он протянул мне стакан вина желтого цвета, опустился на диван. Шел спортивный раздел новостей; было двадцать пять минут двенадцатого.

– По-моему, вряд ли будет что-нибудь о параде, – заметил я. – Новости уже прошли. Теперь только спорт и погода.

Спортивный репортаж подошел к концу, после чего мы мрачно посмотрели прогноз погоды – ожидалась снежная буря. До весны оставалась неделя, но приближалась она медленно. Я выключил телевизор.

– Гомосексуалисты опять постараются испортить парад, – сказал Чарльз, потягивая вино. – Каждый год выступают, лишая ирландских католиков всякой радости. Эти ребята лишены терпимости к чужим взглядам. Почему не могут смириться с тем, что католики считают гомосексуализм грехом? Говорят: «Вы можете принять участие в нашем параде геев». Но никому не позволят нести лозунг: «Содомия – грех». Почему ж ирландские католики должны позволять кому-то нести плакат с надписью: «Мы ирландцы, геи, и гордимся этим»? Гордиться тут нечем. Это личное, интимное дело.

– Пойдете смотреть, если он все-таки будет? – спросил я.

– Нет. Не выношу парады. Слишком много некрасивых людей.

– Что скажете, Дживс? – спросил я, и он растаял в воздухе, материализовавшись рядом со мной.

Глядя через мое плечо, быстро прочел написанное.

– Считаете, слишком подробно описано, кто где сидит, наливает и передает стаканы, снимает пальто? – продолжал я, прежде чем он успел прокомментировать. – Думаете, я тяну резину? Кажется, будто мои персонажи вечно ходят по комнате и открывают двери. Почему не могут сразу оказаться в нужном месте? И если мне нужны все эти движения, необходимо устроить хотя бы кулачную драку, как у Дэшила Хэммета? [8]

– По-моему, сэр, писать – все равно что смотреть, – сказал Дживс. – Если видишь, как персонажи сидят, пьют, снимают пальто, значит, это надо описывать. Кроме того, я не думаю, будто вы замедляете течение повествования необходимыми описаниями.

– Разговор о параде в честь Дня святого Патрика вышел не очень живо.

– Я нахожу его забавным и любопытным, сэр, характеризующим персонаж.

– Спасибо, Дживс, – с признательностью поблагодарил я, считая, что мне повезло. Немногие писатели имели слуг, разбиравшихся в литературе. Собственно, мы с Дживсом вместе читали, составляя, так сказать, читательский клуб на двоих, двенадцатитомную эпопею Энтони Пауэлла «Танец под музыку времени». Абсолютно потрясающее произведение: на сотнях, даже тысячах страниц ничего не происходит, а читаешь как загипнотизированный. Отпечаток самой жизни – ничего не случается и одновременно случается все.

Так или иначе, нанимая Дживса в феврале, всего пять месяцев назад, я не имел понятия, что он книголюб. Конечно, само имя литературное, но оно не подсказало мне, что он завзятый читатель, а лишь дьявольски заинтересовало и насторожило. Я хочу сказать, кто когда-нибудь слышал о настоящем слуге по имени Дживс? Это неслыханно! Все равно что искать в «Желтых страницах» частного детектива и наткнуться на Филипа Марлоу! [9]Какова вероятность?

У всех имеются культурные пробелы – я, к примеру, хоть вырос в 70-х, не отличу музыку «Роллинг стоунз» от «Ху», зная об этих рок-группах только понаслышке, – поэтому, может быть, кому-то неизвестно, что лучший британский юморист двадцатого века П.Г. Вудхаус написал знаменитую серию произведений о юном богатом придурке Берти Вустере и его в высшей степени компетентном и сообразительном слуге Дживсе. Повторяю: о слуге Дживсе!

Поэтому наем слуги по имени Дживс был для меня невероятным, ошеломляющим совпадением. Причем знаете, что еще замечательней: в мрачном январе, первом месяце, прожитом у тети с дядей, я погрузился в смертельную депрессию и поэтому предписал себе в качестве лекарства чтение Вудхауса, следуя примеру Нормана Казинса. [10]Слышал однажды по радио, что он самостоятельно вылечился от рака чрезмерной дозой комических фильмов – видимо, Чаплина, Китона, братьев Маркс, Лорела и Харди, – дохохотавшись до выздоровления.

Будучи больше библиофилом, чем кинолюбителем, я заменил кино чрезмерной дозой Вудхауса, и это прекрасно подействовало. К началу февраля черная меланхолия перешла просто в упадок духа. Потом произошло нечто сильно поднявшее дух – на мое имя пришел чек на двести пятьдесят тысяч долларов. Ну, не каждый день видишь такие чеки. Если на то пошло, не каждый их и в жизни-то видит.