Уильям Сатклифф - Дурное влияние

И вот, когда новое ощущение уже готово испариться, я говорю:

— Карл… он немного… — Я мешкаю, подбирая нужное слово. — Чокнутый.

Олли пожимает плечами.

— Ты когда-нибудь думал о том, что без него было лучше? — продолжаю я.

Олли пристально смотрит мне прямо в глаза. Ни один мускул не дрогнет на его лице, но я вижу, что внутри он весь на взводе.

Я даже не сразу просекаю, о чем он думает. А когда понимаю, спрашиваю себя, чего же он тянет. И тут до меня доходит. Олли боится ловушки с моей стороны. Опасается сказать правду, поскольку считает, будто я спрашиваю специально, чтобы потом сдать его Карлу с потрохами. Просто невероятно, что ему в голову могла прийти такая мысль, но по глазам Олли я вижу, что не ошибся. Он пытается понять, можно ли мне довериться.

— Я не скажу ему!

Слова вылетают из меня как-то неправильно. Вроде как я на него ору.

— Можешь говорить ему что угодно, — отвечает Олли. — Мне скрывать нечего.

— Да я ничего такого не имел в виду.

— Еще раз повторяю: мне скрывать нечего. Он мой друг.

— Я знаю.

— Тогда чего? Может, он тебе не нравится?

— Нравится.

Теперь не время для откровений. Момент ушел.

— Так о чем ты?

— Ни о чем. Просто так.

— Что просто так?

— Ничего. Забудь.

— А вдруг нет?

— Что?

— Да так. Вдруг — нет?

— Что — нет?

— А вдруг я не забуду, что ты сказал?

— А что я сказал?

Олли дергает бровями, точно подловил меня, встает и идет прочь. Я следом, молча, и всю дорогу до его дома мы не говорим ни слова.

В его прощании мне чудится извинение, но я не уверен. Последнее время понять Олли невозможно. Мысли его для меня теперь загадка.

Я не сказал бы, что Карл такой уж страшный. После игры в «костяшки» он не ударил меня ни разу. Но этого и не требуется. И так видно, что он сильнее.

Теперь у него новая манера: гасить конфликты в зародыше. К примеру, если ему не понравились твои слова, пусть даже это полная ерунда, он тут же использует их против тебя, перекручивая и так и эдак, повторяя снова и снова, и в результате твои ерундовые слова рикошетом ударяют по тебе же, все разрастаясь и разрастаясь, и ты становишься мишенью насмешек на многие часы, если не дни. В общем, гораздо легче не злить его. И всегда говорить то, что ему наверняка понравится. Чем больше ты облегчаешь жизнь ему, тем легче живется тебе. Такой вот расклад.

Но однажды, в очередной из «прогульных» дней, Карл появляется в «Макдоналдсе» и мне становится по-настоящему страшно. Он весь какой-то дерганый, глаза блестят, и он без конца вскакивает и смотрится в зеркало на стене, и очень скоро начинает казаться, что он того, и мы с Олли старательно делаем вид, будто ничего не замечаем. Есть что-то ненормальное в том, как он снова и снова приглаживает волосы. Этим он здорово напоминает обезьяну, которую я видел в зоопарке.

Никто из нас не решается спросить, что с ним такое, ведь мы знаем, что Карлу это не может прийтись по душе. Мы долго молчим, все трое. В конце концов Карл перестает дергаться и пристально смотрит на нас — сначала на меня, затем на Олли, затем снова на меня.

— Надо украсть нож, — говорит он.

— Что украсть?

— Нож, бестолочь. Нож и веревку.

Он не шутит. Это ясно по его лицу. Я никогда еще не видел его таким серьезным.

— Зачем?

— Нужно кое-что провернуть.

С этими словами Карл встает и выходит. Нам ничего не остается, как двинуть за ним.

«Роберт Дайас. Скобяные товары» — так написано на вывеске, и в голове сразу возникает картинка: крепкий старикан колотит молотом по лошадиной подкове на огромной наковальне, а рядом пылает огонь. Но внутри все оказывается совершенно иначе. Это просто большой, длиннющий и древний как мир магазин, набитый разным хламом — вроде того, что обычно хранят в своих сарайчиках папы.

Карл разработал целый план. Мы с Олли заходим внутрь и покупаем веревку. Он все уже разведал и говорит, что веревок там до черта, самых разных. И мы должны доставать продавца расспросами — какие веревки самые прочные и все такое — до тех пор, пока тот не озвереет и не плюнет на нас, и вот тогда-то Карл (который войдет вместе с нами, но сразу же направится в глубь магазина) схватит один из ножей и улизнет. Даже если его и заметят, то вряд ли догонят. А если все-таки догонят, то, по-любому, нож-то будет у него. А у них — нет. Так что можно не волноваться.

На случай, если продавец вдруг поинтересуется, зачем нам веревка, нам следует отвечать, что в подарок для нашего отца. Правда, я не совсем понял, надо ли нам притворяться братьями, на мой взгляд, версия не очень-то убедительная, — но, похоже, это не столь уж и важно, а потому я помалкиваю. Карл выдает нам пятнадцать фунтов на веревку — где он их раздобыл, остается неясным. Я спрашиваю, сколько веревки надо купить, и Карл огрызается, что без понятия, и тогда я предлагаю купить на все пятнадцать фунтов, а он рявкает, чтобы я заткнулся со своими дебильными вопросами, иначе на кой хрен он выдал нам пятнашку, и фигли я вообще суюсь не по теме. Но это нечестно, ведь Карл сам поначалу сказал, что без понятия, сколько надо веревки, а потом повернул все так, будто я последний недоумок. Хотя ответ-то придумал я, а не он. Но с Карлом такое сплошь и рядом. Он все передергивает, и в дураках всегда оказывается кто-то другой, а спорить с ним совершенно бессмысленно.

Странно, но план срабатывает. Старик за прилавком начинает беситься, глядя, как мы щупаем всякие разные веревки, и очень быстро забывает обо всем на свете. К кассе мигом выстраивается длинная очередь, с которой его единственный помощник не справляется. В конце концов вокруг нас создается такая суматоха, что мы даже не в курсе, удалась Карлу его затея или нет. Но она удалась.

Спустя полчаса мы встречаемся в парке: он — с длинным, зазубренным кухонным ножом, мы — с тонной веревки. Выяснилось, что на пятнадцать фунтов можно купить этой самой веревки буквально немерено. Увидев, как мы сгибаемся под тяжестью покупки, Карл заходится от гогота и орет, что мы полные придурки, поскольку нужно-то было всего ничего — чтобы связать одного человека, но ведь он ничего такого нам не говорил, а потому откуда нам было знать? Карл не может налюбоваться на свой нож, и целую вечность мы швыряем его, соревнуясь, у кого получится больше оборотов, но чтобы нож воткнулся острием в землю. А потом просто подкидываем нож вверх, как можно выше, и разбегаемся врассыпную, чтобы он не свалился нам на голову. И это очень весело.

Но тут Карлу приходит новая идея — сыграть в «ссыкло». Это когда ты стоишь, широко расставив ноги, и кидаешь нож в траву между расставленных ног соперника. Нужно передвигать ногу туда, куда воткнется нож, так что с каждым разом зазор становится все меньше и меньше, и под конец уже приходится целить в крошечный кусочек земли между ногами соперника.