Николай Никандров - Диктатор Пётр

– Дети! – захлопотала Марфа Игнатьевна.– Вытирайте скорее глаза, щеки, а то тетя Надя увидит, какие вы плаксы!

– Бабуля, а Васька слюнями моет лицо! – пожаловалась щекастая, остриженная под мужичка Нюня.– Надо водой, под умывальником, как я!

– Лишь бы было чисто,– огрызнулся длинноногий остроголовый Вася, старательно вытирая рукавом блузы щеку.– И это не твое дело, ябеда! Ты лучше за собой смотри!

– Тихо! – присев от злости, зашипела на них мать, неизвестно зачем вдруг ворвавшаяся в столовую и тотчас же выбежавшая оттуда.– И это вы при гостях! При гостях! И еще при каких гостях!

Было слышно, как надрывался на улице Пупс, очевидно принимая важную гостью за обыкновенную голодающую.

– От нее прятать со стола ничего не нужно? – суровым голосом спросил у бабушки Вася и такими глазами посмотрел на хлебницу, на сахарницу, словно тоже, как Пупс, готовился их защищать до последней капли крови.

– О! – воскликнула бабушка с упоением.– Она сама нам даст, а не то что у нас возьмет! Она-то не нуждается, она-то нет, она богатая!

Лай Пупса между тем приближался. Вот он с улицы перебросился в садик.

– Жан, сюда, сюда! Вноси чемоданы сюда! – послышался затем в стеклянной галерее новый приятный женский голос.

Давно не слыхала семья Петриченковых такого голоса, такого выговора! Не здешний, не южный, не крымский, а северный, великорусский, чисто московский был характер речи у тетки. И другим миром сразу повеяло от него, другой жизнью. Пожить бы вот той жизнью! Повеяло шумом, столицей, культурой, хорошим обществом, достатком, воспитанностью, изяществом…

И бабушку охватила дрожь.

– Вася! – зашептала она, побледнев и прислушиваясь к шагам приезжей.– Вася! Поправь сейчас пояс, у тебя пояс криво! А эта дырка откуда? Опять на штанах дырка! У меня уже не хватает ниток ежедневно чинить твои штаны!

– Бабушка, это ничего,– мягко проговорил Вася, поглядывая на двери.– Я этим боком не буду поворачиваться к ней, и она ничего не заметит.

– Бабуля! – в то же время кротко молила Нюня.– А у меня голова не кудлатая?

И она доверчиво подставляла под взгляд бабушки, как подставляют под водопроводный кран, свою бесхитростную квадратную голову.

Но было уже поздно. Бабушка на мгновение совершенно исчезла из ее глаз, словно растаяла в воздухе, как дым, а в следующий момент уже стояла в противоположном конце комнаты, в объятиях приезжей.

– Над-дя!..– сквозь душившие ее слезы повторяла она.– Над-дя!.. Сколько лет!.. Сколько лет не видались!..

- Map-фа!..– отвечала ей теми же изнемогающими причитаниями гостья.– Мар-финь-ка!.. Двадцать лет!.. Двадцать лет не видались!..

Потом приезжая так же горячо здоровалась с остальными.

Целовалась она по-московски, трикратно, два раза крест-накрест, третий раз прямо. И во время ее поцелуев каждый из семьи Петриченковых почему-то всем своим существом чувствовал, что их страданиям пришел конец, что теперь-то они спасены и что тетку послал к ним сам бог. Как, однако, вовремя она приехала!

– А это… неужели это ваш Петр? – остановилась гостья перед постелью больного.– Что с ним? Он болен?

– Да,– мучительно произнесла Ольга, с состраданием вглядываясь в исхудавшее, темное, обросшее лицо брата.– У него сыпной тиф.

– У дяди Пети сыпняк! – звонкими голосами прокричали дети, сперва мальчик, потом девочка.

– Как же это он так заразился? – задала москвичка тот, не имеющий смысла вопрос, который обязательно задают люди, когда внезапно узнают о тяжкой болезни или смерти близко известного им человека.

– Очень просто,– вздохнула Ольга.

– Вошь укусила! – бодро объяснили дети, опять один за другим.– Вошь укусила, вот и готово!

И хозяева и гостья, сделав скорбные лица, встали стеной перед постелью больного. Петр смотрел на них с полным равнодушием, как будто не произошло ничего особенного.

– Он тебя не узнает, Надя,– тихонько сказала бабушка гостье.– Знаешь, он у нас целую неделю без памяти был, даже своих не узнавал! – похвасталась она.

– Да, да, "не узнает",– вдруг грубо передразнил мать Петр, разобравший ее слова не столько по звуку голоса, сколько по движению губ.

И он насмешливо фыркнул носом в подушку.

– О! Узнает!– искренно обрадовалась приезжая и ниже наклонилась к больному: – Здравствуй, Петя!

– Здравствуй,– безразлично ответил Петр тетке и отвел от нее глаза.

– Видишь,– старалась доказать свое бабушка.– Я говорила, не узнает!

Но больной снова, и на этот раз дольше, остановил взгляд на приезжей.

– Что? – воспользовалась случаем москвичка,– что смотришь? Узнаешь? Если узнаешь, тогда скажи, кто я? – спросила она у него тем тоном, каким спрашивают у гадалки.

Петр некоторое время молчал, ничем не изменяя своего апатичного выражения.

– Королева английская,– последовал затем его спокойный ответ.

Дети шумно обрадовались словам дяди Пети, рассмеялись и с жадностью стали ожидать от него еще чего-нибудь в этом же роде.

– Видишь,– сказала бабушка гостье почти с удовольствием,– принимает тебя за королеву английскую.

– Да он нарочно! – разочаровала всех Ольга.– Он просто злится! Он злится, что его принимают чуть не за сумасшедшего и задают ему подобные вопросы! Разве вы не знаете нашего Петю? Сейчас он дурачит нас, городит вздор, а если мы будем продолжать надоедать ему, он станет отвечать дерзостями! Ну, чего мы обступили его?

– Да, да,– заволновалась москвичка.– На самом деле. Ему нужен покой, уйдем разговаривать в другую комнату.

– Нет!..– повелительно и страдальчески проскрипел голос больного с постели.– В другую комнату вы не пойдете!.. Вы будете разговаривать здесь!.. Мне тоже интересно послушать, что тетя Надя будет рассказывать про Москву!.. По-ня-ли?

– Вот вам и "не узнает"! – заторжествовала Ольга и иронически сделала всем как бы приглашающий жест.

– Поняли? – раздраженно пропищал с постели Петр, не получив в тот раз ответа.

– Поняли, поняли,– замахали на него руками и мать и сестра.– Все поняли, только не кричи.

– Тетей Надей меня назвал! – удовлетворенно просияла москвичка и уже более весело и безбоязненно рассматривала больного.– Петя! Ведь я знала тебя еще гимназистом! А сейчас? Ты восходящая звезда, светило, молодая русская литературная знаменитость, известный писатель, автор замечательных рассказов!

– Тет-тя Надя! – заныл Петр и наморщился, как от боли.– Тет-тя Надя! Ты опоздала!.. Я уже не писатель!.. Теперешней России писатели не нужны!.. Тет-тя Надя!..

– Надя! – поспешно зашептала москвичке на ухо мать больного.– Ради создателя, не поднимай ты этого вопроса перед ним, пока он болен! Это самый страшный вопрос для него, и ты видишь, как он заметался в постели!

Петр ворочался с боку на бок, охал, вздыхал, не находил себе места… Вот он лег на живот, сполз на край кровати, свесил голову вниз, тяжелыми глазами впился в пол…