Эли Люксембург - Мишаня

— Эй, встань, мальчик!

Обмер Мишка, всей кровью захолодел. Стоят перед ним сапоги хромовые, брюки галифе с красным кантиком. Голову поднять страшно — лейтенант Жакипов из детской комнаты. Прятался от него Мишка, хоронился и, на тебе, попался!

— Вставай, говорят, ты что — глухой?

Все в голове перепуталось, смешалось. Поднялся он.

— Мы, дядя, из Самарканда приехали. Папе сапоги купить надо. Еще один сапог.

— Очень хорошо, мальчик. Идем со мной.

Все, тюрьма тебе. Мишка. Детская колония трудовая. Чего же ты стоишь? Беги! Стоп, а сумка!? Товару в ней на полтысячи.

— Дядя, не жмите так крепко, руку сломаете. Все равно не убегу.

Теперь бить станут, пытать. На слова не говорить. Адреса, главное, не выдать, иначе с обыском домой поедут. Страшно, что у них там в подвале!

— Куда вы меня ведете? Мне домой надо!

В тюрьме Мишка на бандита выучится. Отец так и говорит: лишняя профессия не камень на шее. На бандита, так на бандита. Жакипов думает, что пацаненка ведет, сморчка. Э, нет! Смерть он свою ведет. Ведь Мишка из тюрьмы как выйдет, сразу на базар придет, изрежет Жакипова на мелкие кусочки. И все мальчишки и девчонки на базаре ему только спасибо скажут. Мишка тогда уже взрослым станет. А мать умрет. — Куда вы меня тащите? Что я, спекулянт разве?

Мать этого не вынесет, умрет мать. Отец станет нищим. Он так и говорил: без тебя, сынок, ноги бы я протянул. Ты нам одно спасение.

Так будет петь на базаре нищий отец. Шапка перед ним, штаны подвернуты, чтоб видели все его шрамы и ожоги. И Сонечка сидит на руках. Мишка подойдет к отцу: здравствуй, пап убил я собаку Жакипова. Отомстил за себя, за мать, за жизнь нашу.

Ведет его лейтенант Жакипов, не торопясь, через весь базар, люди расступаются, вслед смотрят. Жакипов усами шевелит, лужи тропой обходит, сапоги хромовые бережет. Приходят они на скотный двор, в караван-сарай. Заходят в детскую комнату. Ни разу тут не был Мишка, оглядывается. Комната чистая уютная даже. На полу кубики цветные, игрушки, медвежата. За столом тетя сидит, в журнал пишет. Синий берет на ней и форма с двумя звездочками. Тоже лейтенант, значит. Лицо доброе, как у директора школы. Над ней плакат на стене. Спасибо партии за наше счастливое детство. Совсем как в школе, и вспомнил он школу, расстроился, захныкал, глаза кулаками стал тереть.

Жакипов подошел к тете, показал ей сумку. Вместе они сапоги пересчитали, пошептались о чем-то. Кивнула тетя и обратилась к Мишке:

— Меня, мальчик, зовут Люба Степановна. А тебя как?

Пытают уже. Сначала говорят добрым таким голосом, а потом бьют. Ко-о-ля, — заплакал Мишка. — Не плачь, Коленька. Сейчас кончим с Милочкой, потом с тобой побеседуем.

Увидел в углу Мишка девочку с бантиком красным в волосах. — А платки мама с фабрики приносит или сама шьет? — Сама, — сказала Милочка. — У нас дома машина швейная. — Раскололась, — понял Мишка. Новенькая видать. Ни разу не встречал ее на базаре. Да, посиди она с Мишкой пару раз, он натаскал бы ее, как вести себя на допросах. Что же, в тюрьме уже обучать придется. На бандитку выучится. Он Жакипова придет убивать, а она — Любу Степановну.

Тут приоткрылась чуточку дверь, увидел Мишка маклера Акбар-ака полбороды и один глаз. Подмигнул глаз Мишке и исчез. Потом показалась рука и пальцем поманила кого-то. Лейтенант Жакипов вышел.

— А папа ваш где работает, Милочка? — Нет у нас папки, не помню его. И Милочка совсем разрыдалась, а Люба Степановна стала писать в журнал и утешать. — Девочка ты вон какая большая. Не надо плакать. В каком классе ты учишься, и какой школе?

И Мишку про школу спросят, конечно. Про школу он все расскажет. Пусть знают, как учился Мишка, какой отличник был. Уроки ночами делал, к красивой жизни шел. Пусть стыдно им станет, что загубили правильного человека, пусть сообщат директору, учителям и этим маменькиным сыночкам. Ох-ма, что говорить, все пропало!

В комнату снова потел Жакипов, стал шептаться с Любой Степановной. Потом взял Мишку и сумку его и вывел на скотный двор. Там стоял Акбар-ака. Жакипов передал ему сумку, передал Мишку и ушел. Тут же подлетел отец. — Ну что? Жакипов что говорит. Сколько? — Иди домой, — улыбнулся Акбар-ака. Потом рассчитаешься, хватит вам на сегодня.

Отец прижал к себе Мишку, и пошли они через весь базар к трамваю. Мечтаешь, ворон ловишь. Я-то думал с серьезным человеком дело имею. — А ты не ругай меня, — отвечал со слезами в голосе Мишка. — Посади лучше возле столовой. Там народу много, неприметней. — Хорошо, подумаю, — гладил его отец по голове. — Домой поехали, плохая торговля была, скажем матери.

Даже матери не расскажешь, чтоб пожалела. Врать надо.