Дж. Карр - Месяц в деревне

Я должен был сообщить властям о моей находке. Конечно, я так и собирался сделать. Но не раньше, чем найду фундамент и кое-что выясню для себя. Местным вправлены мозги насчет того, что я ищу, и любой камень, который они увидят, для них — развалины коровника. Я уж с тобой делюсь, потому что ты сам и так сообразил бы. Тебе-то со своей верхотуры видно, чем я занимаюсь.

Да, у меня ни за что так не получилось бы. Брать деньги за одну работу, а делать другую!

— Меня совесть не мучит, — продолжал он, будто угадав мои мысли. — Ни капельки. В Ур ехать рано. Семьи у меня нет. Только сестра с зятем, но мы не ладим. Ну, то есть мы стараемся не лаяться. Но это не важно. Уверен — деньги Эдди на дело пошли. Я даже от нее не ожидал — как это она догадалась, что луг-то не простой.

Я, конечно, задним умом крепок, но потом до меня дошло, что, когда мы с ним разговаривали, он уже знал наверняка, где найдет могилу.

— Чего мы здесь торчим? — спросил он. — Пойдем, я чего-нибудь приготовлю.

Я сказал ему, что уже позавтракал.

— А, да ладно уж, — сказал он. — Мне можно не заливать, что свой тик ты получил на железной дороге, так что сразу обменяемся кой-какими впечатлениями и выпьем по кружке. Обоим ведь приходится думать: «Господи, хоть бы не в последний раз». Да к тому же теперь твой черед рассказать о работе.

И мы пошли по его волшебному лугу к палатке. К моему удивлению, она стояла в яме.

— Как на острове, — сказал он. — К тому же чувствуешь себя доисторическим человеком, обожаю норы. Ты наверх по своей лестнице забираешься, а я в нору залажу… двое допотопных существ. Послушай, давай вечером выпьем в баре «Пастухи», познакомишься с местной публикой.

Я не ответил согласием, и он, видно, догадался, что у меня с деньгами туго, что Кич пока ничего мне не заплатил, и приглашения не повторил. Вместо этого он похлопал себя по левой ляжке и сказал:

— Я говорил тебе, что по ночам маюсь? Это не совсем точно: хожу с осколком, его из меня не выковыряли.

Пока мы беседовали, он кипятил чайник, потом разлил по кружкам чай, и мы вернулись к кладбищенской ограде.

— Вон там, слева от тебя, — небольшая впадина, — сказал он. — Нет, не видишь? Ничего, поверь на слово, она есть, если бы трава была пониже, увидел бы. Приблизительно девять на пять футов, почти канонический размер, часть под стеной. Следовательно, ее перестраивали несколько раз.

Он посмотрел на меня. По моему лицу ему стало ясно, что я ничего не понял.

— Понимаешь, — сказал он, — они были не то что мы. У них мозги не так работали. Религия была магией. Они верили во все, о чем им говорили. Раз семья не сумела протащить его в церковь, они хоть поближе его пристроили. Даже если бы он был никто, они не бросили бы его на свалку, как дохлую кошку, а он вполне тянул на каменный саркофаг, который сохранится в целости и сохранности.

Он поскреб подбородок и задумчиво глянул на меня. Потом усмехнулся.

— Мы оба хороши, — сказал он. — Эксперты, черт побери. — Он сел, прислонясь спиной к стене.

Солнце уже взошло, кто-то шел по лугу… Может, Кич — проверить, как движется работа? Нет, не он.

— О Господи, это же полковник! — воскликнул Мун. — Бродит вокруг как неприкаянный. Не уходи. Он так и так тебя достанет, даже на твоей верхотуре.

Полковник оказался высоким сутулым человеком, неряшливым, задумчивым, к таким на козе не подъедешь, такие даже вида не делают, что тебя слушают. Может, он был очень робкий и заставлял себя соваться в дела, которые его вовсе не интересовали. Может, его сестра, эта грозная Адела, была его путеводной звездой, а без нее он как без руля и ветрил?!

— Эй! — сказал он. — Здравствуйте! Ну-с, двигаемся помаленьку вперед, пробираемся к цели?

Мун, кажется, уже знал, чего от него ждут, он ничего не ответил, лишь изобразил на лице подобие некоего ответа. Мне очень понравилось это представление. Он к тому же встал, но насколько я помню, не для того, чтобы угодить полковнику, просто как бы само собой вышло, что он уже стоял.

Что до полковника, тот огляделся и, сам того не подозревая, пнул ногой предполагаемую могилу предка.

— Ох, — сказал он. — Да. Очень интересно. Хорошо, когда вы тут. Совсем другое ощущение. Оставайтесь сколько угодно. Дела, видно, идут. Ну, не буду мешать.

— Это мистер Беркин, полковник, — сказал Мун. — Он приехал просветить нас насчет того, что там над алтарной аркой.

Полковник взглянул на мои сапоги.

— Очень интересно, — сказал он. — И вы можете оставаться сколько угодно, Беркин. Не могли бы посудить нам по субботам? Моссоп говорит, он в эти дни не может. Да, с удовольствием бы еще остался. Может, как-нибудь в другое утро. Надо идти. Я скажу Моссопу, что вы согласились быть нашим судьей. Очень любезно с вашей стороны.

Он побрел прочь. Повернулся.

— Нашли что-нибудь примечательное, Мун? Предметы искусства? Едва ли золотые слитки?

Мун помрачнел, но, признав обоснованность расспросов, издал некий гортанный звук.

— Не обижайтесь, что спрашиваю. Просто выказываю интерес. Оставайтесь сколько вам будет угодно. — И он заковылял прочь.

Я так и не перемолвился с полковником ни единым словом. Он не играл никакой роли в том, что приключилось, пока я был в Оксгодби. По мне, хоть бы он и концы отдал, как только завернул за угол. Но ведь так почти со всеми бывает, верно? Тупо смотрим друг на друга. Вот я, вот ты. Зачем мы тут? И как ты думаешь: к чему это все? Хорошо. Продолжим. Мой старший брат — на камине. Эту наволочку вышила моя кузина Сара всего за месяц до кончины. Я выхожу на работу в восемь, а в пять тридцать возвращаюсь. Когда я пойду на пенсию, мне подарят часы и выгравируют фамилию на крышке. Теперь ты знаешь обо мне все. И уходи, я уже про тебя забыл.

Обычно так начинались почти все дни — за кружкой чаю в землянке Муна, пока он выкуривал трубку, мы говорили мало. Я, бывало, спрашивал его, как идут дела, кто заглядывал к нему в нору; потом он спрашивал меня, как мои дела на верхотуре, кто приходил в церковь, и время от времени, между двумя затяжками, он задумчиво поглядывал на меня. Ну что ты за тип? Кого ты оставил дома на кухне? Что это с тобой там приключилось? Где это ты подхватил свой чудовищный тик? Пытаешься снова влезть в шкуру, которая была на тебе, пока тебя не сунули в мясорубку?!

Я читал эти вопросы на его лице, но не отвечал. Не от недостатка откровенности, а просто — что толку говорить? Мне твердили, что только время залечит раны, и я верил. Так или иначе, что было, то прошло, и в первые дни в Оксгодби я с головой ушел в работу. Меня била дрожь; может, вы поймете мое состояние: ведь я не знал, что я расчищаю.

Средневековые фрески занесены в общедоступные каталоги. Тут три сластолюбца, предающихся любовным утехам, а потом претерпевающие муки адовы, тут Христофор [14] Святой Христофор (III в. н. э.) — христианский святой; по легенде, был великаном, переносил людей на руках через реки и водоемы, однажды перенес младенца Христа, поэтому и получил имя Христофора — «тот, кто перенес Христа». Заступник кузнецов и путешественников. , идущий вброд меж рыбин и русалок, с младенцем Христом на плече; Скучные святые девы, стоически претерпевающие дыбу, колесование, усекновение главы, эти располагаются обычно по стенам боковых нефов или над аркой нефа, но большое пространство между алтарной аркой и стропилами почти всегда отводится под Судилище Христово — под Страшный суд.