Мартен Паж - Быть может, история любви

— Мне нужна медицинская справка о том, что я жив, тогда мне опять включат электричество. Это длинная история.

Доктор Зеткин, не проронив ни слова, не изменившись в лице, составила бумагу.

Виргилий не очень понимал, зачем затевает розыски Клары. Возможно, пленился образом женщины, которая воплощала его мазохистские фантазии — потерпеть фиаско еще до начала романа. А может, дело было в чем-то другом, пока неведомом, в тайне, требовавшей разгадки.

Он сложил справку и спрятал ее во внутренний карман куртки. Теперь сам факт его существования подтверждался подписью и печатью доктора Зеткин. И это была скорее хорошая новость.

Фостин жила в нижней части Монмартра. Она работала художником-оформителем в издательстве, выпускавшем книги по искусству. Все свободное время она проводила в акциях протеста, защищая права тех, у кого нет документов или работы, и расселяя сквотеров в пустовавших богатых домах. Среди всех друзей Виргилия она одна была недовольна своей профессией.

Чтобы не терять связь с успокаивающей атмосферой кабинета доктора Зеткин, Виргилий положил немного чая в карманы брюк и куртки. Он пришел прямо с работы; по средам в «Свенгали» обычно царило мрачное настроение. Он постучал в дверь.

Фостин открыла. На ней было платье хаки и черный свитер; в ушах болтались золотые серьги с красными камнями. Она выглядела великолепно. В глазах Виргилия все женщины были прекрасны. Исключение составляли те, кто были плохо одеты, неудачно причесаны или накрашены. А вот мужчины — ошибка природы, нет никакого рационального объяснения ни их бессмысленному существованию, ни безликой внешности.

Фостин включила чайник в форме слона, Виргилий тем временем снял ботинки. Они обменялись новостями и сели на пол у очаровательного японского столика.

Фостин покупала и продавала вещи, а также обменивала их по Интернету. Мебель и безделушки она меняла почти с такой же скоростью, как мужчин. Виргилий с трудом ориентировался в этой квартире, которая преображалась каждый месяц. Там, где стоял диван, еще несколько месяцев назад красовались горшки с цветами; ванная превратилась в кухню; спальня — в гостиную; шкаф для кастрюль был приспособлен под книги. В большой квартире было только одно место, представлявшее собой островок стабильности — туалет. Виргилий укрывался там, когда чувствовал приступ тоски, вызванный этими головокружительными перестановками.

Хорошо, что между ними не случилось романа. Из этого все равно ничего бы не вышло. Она была слишком стремительной, слишком погруженной в действительность, слишком серьезной. Эти качества пленяли его, но часто именно то, что пленяло Виргилия, мешало дальнейшему развитию отношений.

Хобот металлического слона засвистел. Фостин встала и вылила постанывающую воду в фарфоровый чайник — красный в черный горошек.

— Последнее время ты не часто мне звонил, — сказала она.

Виргилий подозревал, что Фостин ничуть не огорчалась его одиночеству, мечтая почаще видеться с ним. Она могла все вечера напролет рассказывать ему о своих романах, о родителях, работе, о своих планах. Мы не умеем радоваться успехам и счастью друзей, хотя никогда не признаемся в этом, — ведь они отдаляются от нас. Самая прочная дружба стоит на фундаменте неудач в личной или профессиональной жизни. Но в данном случае Фостин ошибалась: Виргилий звонил ей и виделся с ней не реже, чем обычно. Просто она уже успела об этом позабыть.

Они пили чай из маленьких лакированных глиняных чашечек. И тут, естественно, случилось то, чего Виргилий опасался. Фостин поинтересовалась, почему он не познакомил ее с Кларой. Она не понимала, к чему такая скрытность. Ей было обидно. За целый месяц мог бы хоть раз пригласить их вместе выпить или поужинать.

Виргилий чувствовал, что Фостин могла спутать ему карты. Все-таки друзья куда удобнее подруг. Женщины слишком проницательны. По отношению к себе они по-кротиному слепы, однако хорошо разбираются в играх, которые ведут их близкие. Они анализируют, гадают, комментируют и советуют. Что касается мужчин, то те ограничиваются советами — обычно нелепыми и примитивными.

С тех пор, как Виргилий начал ходить к психоаналитику, у него выработалась привычка вести долгие разговоры с друзьями и держать их в курсе своих сердечных дел. Его глухое молчание о Кларе действительно выглядело необычно, тут Фостин была права. Чтобы рассеять ее сомнения, он сказал, что хотел сперва проверить свои чувства. Простая осмотрительность. Казалось, Фостин приняла этот аргумент. Когда опасность разоблачения отступила, он объявил о своем решении:

— Я решил вернуть ее.

Виргилий думал, что его романтический порыв тронет приятельницу. В конце концов, он впервые занял активную позицию. В прошлом всякий раз, когда его бросали, она подбивала его не сдаваться, попытать счастья вновь. Безрезультатно. На самом деле Виргилий испытывал облегчение, избавляясь от женщины, которая больше ему не нравилась. Поэтому до сих пор он не следовал советам Фостин.

Он поднес чашку к губам, и тут в него врезалась подушка, брошенная дружеской рукой Фостин. Выплеснувшийся из чашки кипяток обжег ему грудь. Он вскрикнул и в изумлении уставился на Фостин.

— Из года в год ты твердила мне, что надо бороться…

— Теперь я так не думаю.

— Не думаешь?

— Ты опять останешься ни с чем. Ты нарочно выбираешь женщин, которые неизменно бросают тебя, потому что не желаешь изменять своему параноидальному одиночеству.

Виргилий вытирал лицо и рубашку, гадая, куда будет нанесен последний удар.

— Ты должен первым себя бросить, а не ждать, пока это сделают они.

К несчастью, теми немногими способами, которые позволяют бросить самого себя, являются лишь самоубийство и психоз. Виргилий перебирал листочки чая у себя в кармане. Все его прошлые связи всплыли в сознании, словно герои картины Иеронима Босха. Фостин не ошибалась, он был для себя худшим врагом. Виргилий вспомнил, как впервые увидел триптих «Сад земных наслаждении» в музее Прадо. Год назад Симона заставила его взять отпуск: она купила ему билет на самолет до Мадрида и зарезервировала номер в гостинице. Виргилий ненавидел покидать Париж: каждый раз, когда он путешествовал, Земля словно уменьшалась в размерах. С этим ничего нельзя было поделать. Ощущение, что он живет на планете, которую можно обогнуть за считанные часы, пугало его. Он жаждал верить, что Америка недоступна (и находится в Индии), что Китай кишит сокровищами и врачами, что Африка богата племенами шаманов и лесами, полными удивительных животных.

Однако, отчасти из желания сделать приятное Симоне, отчасти из-за надоевших ему соседских вакханалий, он позволил себя уговорить. Большую часть отпуска он провел, сидя за книгой в деревянном кресле с позолотой в гостиной своего номера, или играя в шахматы с кривым барменом, или попивая чай в саду, или плавая на спине в бассейне среди слетевшихся со всего мира наяд. Он уговорил одного из клиентов гостиницы, большого любителя достопримечательностей и прогулок, продать ему фотографии, сделанные во время отпуска, чтобы предъявить их друзьям и коллегам по возвращении в Париж. В общем, идеальный отпуск.