Павел Хюлле - Вайзер Давидек

Дальнейшие разглагольствования М-ского о необычайных открытиях прервал причетник, который, зная учителя естествознания, обрушился на него с резкими упреками.

– Что же это вы, пан дарвинист, вместе с молодежью нарушаете покой святых мест, – говорил он сопя, – так не годится, я в дирекцию школы письмо пошлю с вопросом, обязательно ли ради науки устраивать балаган на кладбище.

– Я тут… это… послушайте… – забормотал М-ский. – Я тут сам по себе, а мальчики эти не со мной.

– Не с вами? – разозлился причетник. – Как то есть не с вами, я сам видел, как вы вместе дергали колокола, и зачем такие дурацкие выходки? Разве ксендз приходит в школу звонить во время уроков? Нет! Так что попрошу держаться от костела подальше!

Это уж было слишком. М-ский побагровел и изверг из себя одним духом целый поток угроз и предостережений, в которых слова провокация, духовенство, иезуитство, обскурантизм, косность повторялись очень густо. Затем он сунул Arnica montana в портфель и ушел, пригрозив, что если увидит нас хотя бы рядом с кладбищем, то нам в будущем учебном году не поздоровится. Причетник тоже ушел, а мы только теперь заметили отсутствие Желтокрылого, который исчез, пользуясь суматохой. Самое скверное, что он забрал с собой вермахтовскую каску и ржавый «шмайсер».

Да, в тот день не было с нами Эльки и Вайзера, и я, собственно, мог бы ничего не записывать, не вспоминать сумасшедшего в пижаме и желтом халате, не упоминать о трех колоколах брентовского кладбища и не вызывать из памяти горную арнику с мохнатым стебельком и желтым растопыренным соцветием. Однако в этой истории, кажется, больше, чем в других, некоторые подробности и моменты только в отдаленной ретроспективе приобретают особое значение, осмысленно связываются между собой, и невозможно – если размышлять обо всем этом – трактовать их раздельно. Естественно, если бы не Желтокрылый, если бы не брентовские колокола и угрозы М-ского в наш адрес, если бы не арника горная, наше внимание не сосредоточилось бы на Вайзере настолько, что он пожелал это заметить, – я полагаю, все это время Вайзер ждал, как опытный охотник, момента, когда дичь теряет ориентацию, потому что ветер дует с тыла, а не в ноздри. Он просто изучал только ему известными способами нашу готовность.

Так или иначе, на следующий день мы не пошли через Буковую горку в Брентово. С самого утра перед лавкой Цирсона выстроилась длинная очередь жаждущих лимонада. Бутылки с лимонадом путешествовали из рук в руки, жена хозяина взвешивала яблоки и огурцы, а липучка, свисающая с магазинной лампы, напоминала мохнатую лапу паука. На дворе пани Короткова развешивала белье. Мы знали, что ее муж, работающий на верфи, вернется вечером пьяный в лоск, ибо сегодня день получки. Впрочем, как и наши отцы, большинство которых работали на верфи и в день получки тоже возвращались к своим женам пьяными, а наши матери так же, как пани Короткова, заламывали руки, устраивали скандалы и так же, как она, швыряли в лицо Господу Богу свои муки и несчастья. Солнечный жар, однако, убивал всякую охоту жить, пани Короткова с пустой корзиной пересекала двор, приговаривая, что такая погода ничего хорошего не сулит. Облезлый кот зализывал в тени каштана свои раны, и над всей округой разносился тошнотворный запах из колбасной фабрички, расположенной за лавкой Пирсона. Не чаще чем раз в час по булыжникам нашей улицы проезжала с грохотом какая-нибудь машина, поднимая облака медленно оседающей пыли. И вдруг мы увидели Вайзера с Элькой, выходящих из задней двери дома; они шли по рахитичному, выжженному солнцем палисаднику между рядами пожухлой фасоли, которая в то лето не доросла даже до середины жердей. Они шли, и Вайзер что-то говорил Эльке, а та смеялась. Мы толкнули Шимека в бок – пошли, мол, за ними, но Шимек удержал меня. «Подожди», – сказал он и побежал домой за французским биноклем, который его дед добыл под Верденом во время Первой войны. Не знаю, сохранился ли он у Шимека, но помню, что то был артиллерийский бинокль, с градуировкой в обоих окулярах, помню также, что был он для нас предметом вожделения и зависти, и, наверно, поэтому Шимек выносил его из дому крайне редко, только в исключительных случаях, как, например, год назад, когда с чердака нашего дома мы наблюдали пожар китайского сухогруза, завернувшего в Новый порт с партией хлопка.

Элька и Вайзер миновали трамвайные рельсы возле круга двенадцатого номера, направляясь улицей Пилотов к виадуку над железнодорожными путями, с которого попадали на платформу. На виадуке они остановились и некоторое время смотрели в сторону аэродрома. Пока нам не требовался бинокль, покоившийся в кожаном футляре, ибо те двое на виадуке были выше нас на два виража крутой в этом месте дороги. Мы стояли, скрытые забором бумажной фабрики, и видели, как Вайзер вынимает что-то из кармана и показывает Эльке, а она берет это в руки и внимательно разглядывает. Тень старых деревьев прятала нас надежно, и если что-нибудь в тот день было не так, как вылавливает это из прошлого моя память, то уж тень от больших кленов была совершенно точно. Клены, должно быть, росли в этом месте уже очень давно, и, когда сооружали деревянные склады фабрики, прилегающие к улице Пилотов, деревья не вырубили, а только оставили дыры в навесах. Итак, мы стояли в тени деревьев, вырастающих прямо из крыши, и Шимек начал проявлять нетерпение. «Что они там делают?» – спросил он и уже хотел достать бинокль, когда они двинулись в сторону аэродрома. Желто-голубая электричка пронеслась где-то под нами, а мы уже с виадука следили за Вайзером и Элькой, которые через дыру в заборе как раз пробирались на территорию аэродрома.

– Совсем не боятся охраны, – одобрительно сказал Шимек, вытаскивая из футляра бинокль. – А теперь посмотрим, чего они там ищут. – И он поднес к глазам темно-коричневые трубы.

Элька и Вайзер исчезли в густых зарослях дрока, кусты которого примыкали к взлетной полосе. Если я пишу «примыкали», то кто-нибудь может подумать, что этот дьявольски важный кустарник находился где-то на середине полосы или при одном из ее боковых ответвлений, предназначенных для выруливания. Так вот, это большая ошибка; от кустов дрока, в которых исчезли Элька и Вайзер, взлетная полоса только стартовала на южном конце аэродрома, убегая прямиком к морю в северном направлении.

– Куда они исчезли?! – нервничал Шимек. – Что за хреновина! Я вам говорю – они играют в доктора.

– Во что? – спросил я недоверчиво.

– В доктора, – повторил Шимек. – Он с нее снимает трусики и осматривает все, что нужно! Но где же они? – Опершись на чугунную балюстраду виадука, он крутил настройку бинокля, целясь в кусты дрока.

Справа от нас виден был как на ладони старый Вжещ в его темном, багрово-кирпичном колорите, с башнями костелов, слева, очень далеко, маячили очертания Оливы, а напротив тянулся аэродром с маленьким зданием аэропорта, ангарами и неподвижно висящим рукавом в цветную полоску. Дальше, там, где кончалась взлетная полоса, виднелась белая нитка пляжа, залив и суда, ожидающие на рейде.