Татьяна Соломатина - Акушер-Ха! Вторая (и последняя)

– Решай сама, – продолжал тем временем бесчувственный «гад», – я на всё согласен, лишь бы тебе было хорошо.

Дал мне денег на бензин, на сигареты и на кофе и быстро убежал на работу, пока не началось продолжение.

Настроение после его этой хамской выходки было ни к чёрту, и если утром и днём рутина ещё как-то погасила мой праведный гнев, то к вечеру, давясь залитым кипятком растворимым коричневым порошком заведующего, я снова распереживалась. А уж когда вспомнила, что какая-то сука, не иначе анестезиолог, потырил банку моего свежекупленного на деньги мужа отличного кофе, так и вовсе озверела и решила немедленно начать зарабатывать.

В родзал, как назло, никто не поступал. С решениями всегда так: решишь худеть с завтрашнего дня – обязательно гости завалятся. Только твёрдо решишь бросить пить навсегда – тут же эсэмэска: «Пирамиды. Акрополь. Храм Василия Блаженного. С Днём строителя вас, ребята!» И что делать? Вот так и тут. Только приняла железобетонное решение фундаментально зарабатывать, как в родзале пусто и гулко. Ходи, с акушерками аукайся.

Ближе к ночи начмед перевела свою девицу с этажа, дала мне на её предмет ценные указания и унеслась к себе в кабинет спать.

Непосредственно ранней ночью в родзал поступила клиентка заведующего родильным залом. Заведующий дал мне на предмет своей девицы ценные указания и, напевая, направил стопы в свой кабинет. Сибаритничать.

Разрываясь между этими двумя дамами и докладами начмеду и заведующему, я всё ещё страшно хотела денег, чтобы мне не давал этот «гендер шовинистик пиг» на бензин, сигареты и кофе. И чтобы пятнадцатую пару сапог купить самой. Ладно уж, пусть этот жалкий человечишка, ничего не понимающий в тонкой женской душевной организации, и купил мне первые четырнадцать в этом сезоне, но пятнадцатую я куплю сама!

– Вот те крест! – забожилась я на график декабрьских дежурств. График в ответ подмигнул, и я решила выпить ещё кофе. С коньяком. За коньяком я пошла к заведующему. На полчаса мне стало легче.

А через полчаса в родзал поступила «ничейная» женщина. Очень приличная, с обменной картой, и даже нервический муж в приёмном покое имелся. Я алчно возрадовалась и, потирая ладошки, уже думала, чем бы таким себя побаловать на те деньги, которые мне воздадут за мой ударный труд. Мелькнула даже мерзкая мыслишка купить что-то этому бесчувственному мужу на Новый год, но я волевым усилием её в себе подавила. «Свои деньги надо тратить на себя!» – нашёптывало мне моё распалённое близкой добычей эго.

Дама рожала вполне прилично. Поскольку между теми двумя «блатными» и третьей «дежурной» разрываться приходилось, в основном мне в одиночку (плюс, конечно, акушерки), то ни сна, ни коньяка ни в одном глазу не осталось. Я носилась от одной к другой (и к третьей), сжимая в иссохшей мозолистой руке стетоскоп, тёрла поясницы, гладила животы, рассказывала анекдоты, называла «детками» и вообще была похожа на зайца, в которого впихнули в два раза больше дюраселов и энерджайзеров, чем нормами техники безопасности положено.

Когда у первых двух наступил потужной период (с интервалом в полчаса) – начмед и заведующий, конечно же, материализовались в родзале. И, поочерёдно облокотившись на соседнюю рахмановку, тщательно позёвывая, отнаблюдали весь процесс. Дамы, к их чести, рожали нормально, бодро и держались паиньками и пусиками. Прибывший неонатолог, протерев сонные глаза, осмотрел новоявленных младенчиков и, найдя их стопроцентно здоровыми, оставил при мамашах и отправился восвояси. По восвоясям отправились также начмед и заведующий, поручив послеродовые два часа своих дам моим неусыпным заботам.

– А там что? – спросила меня начмед, тыкнув в предродовую, где бродила моя «ничейная».

– Поступила в первом периоде. Заведующий в курсе, – злобно отрапортовала я, подозревая, что начмед и эту отберёт, раз уж всё равно в родильном доме ночевать.

– Всё нормально? – лениво протянула начмед.

– Ага! – бодро и радостно брякнула я, чуя, что начмеда харит и, видимо, сумма от предыдущей её вполне на сегодня удовлетворила.

– Ну, занимайся. Я спать пошла. Если что, буди меня или заведующего.

– Непременно! – пионерски заверила я.

И моя «ничейная» родила нормально, потому что уж если ночь спокойная, то она спокойная.

Окрылённая благополучным исходом и подстёгиваемая жаждой обогащения, я спустилась в приёмный, выдала новоявленному папаше халат, бахилы, маску и шапочку, провела его в родзал, чтобы он почеломкался с женой и налобызался с долгожданным дитятей. Из всех струилось счастье. Включая меня. В моём воображении сияла вожделенная пара сапог, купленных на собственные средства, и даже, пожалуй, какая-нибудь мелочь для узурпатора, с которым я живу в узаконенной проституции, пусть он уже тоже будет счастлив.

– Доктор!.. – говорили они, сдерживая рыдания. – Доктор!.. Доктор!.. Татьянюрьна!.. Мы вас не забудем!.. Да мы… Да вам!.. Обязательно!..

Под утро привезли что-то ургентное, и мы с заведующим унеслись в операционную. К полудню следующего дня я была так измотана, что уже забыла о золотых горах и тупо ушла домой.

– Слышь, эта твоя сказала, что за всё с тобой расплатилась и у неё денег нет, так что пятьдесят рублей в фонд и пятьдесят за бланки справок с тебя, мать! – сказала мне через четыре дня ординатор послеродового.

– Бля! – только и хватило мне остроумия молвить.

– Ты бы слышала, КАК она это сказала, – иронично хмыкнула ординатор послеродового. Благо отлично знающая цену и подобной категории дам, и мне. Не первый день были знакомы. – Как будто тебе не меньше штуки баксов отвалили.

– Бля! – сказала я ещё раз, успев подумать, что пора к невропатологу. И на электроэнцефалографию. Нет ли у меня чего в левой височной или ещё где? С чего бы это я дара речи лишаюсь? Я?! Обычно за словом в карман не лезущая. Да и с чего бы туда лезть? Пуст-с карман-то.

– Ну да ладно. С тебя чашка кофе, сигарета, и коньяк у заведующего попроси, мне он не наливает никогда, козёл! – резюмировала ординатор послеродового.

– Мы будем пересчитывать в журнале родов, кто и сколько за месяц принял, и с каждых своих родов врач должен сдавать в фонд бомжей и прочих нужд родильного дома хотя бы по тысяче рублей! Вот, открываем журнал родов! Вот, пожалуйста, Татьяна Юрьевна!.. Вот, ещё Татьяна Юрьевна! И ещё Татьяна Юрьевна!.. Я со своих сдаю, Татьяна Юрьевна! – красноречиво помахивала журналом родов начмед на пятиминутке.

– Я сдам. Непременно! – заверила я её и решила не уходить от мужа никогда. Ну, во всяком случае, пока работаю дежурантом родильного дома.

А на Новый год я подарила ему ёлочную игрушку. Преподнесённую мне накануне заведующим.

P.S. Что правда, в первое же посленовогоднее дежурство одна дама мне дала сто долларов всего лишь за то, что я поставила ей спираль за две минуты в кресле приёмного. Мне было так неловко, что хотелось кричать, что я столько именно сейчас не заработала, но я волевым усилием подавила благородный порыв, и засунула этот стольник в такой потаённый карман кошелька, что чуть про него не забыла. Вспомнила только тогда, когда кошелёк свистнули.