Вадим Белоцерковский - ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО

Энергичной и бодрой выглядела после Чистополя и жизнь в Москве. Правда, вид столицы портили многочисленные инвалиды войны, калеки. Во всех людных местах эти горемыки, кто без руки, кто без ноги, бойко торговали папиросами и пачками «мягкого табачка». В провинции в войну почти все курили махорку. Милиция имела приказ инвалидов войны не трогать. Часто встречались в Москве и дома-калеки с отколотыми углами или проваленными крышами — следы немецких бомбардировок.

Вскоре после нашего возвращения начались бои на Курской дуге, но в Москве были уверены, что они закончатся поражением немецких войск, что и случилось. Все понимали, и немцы, видимо, тоже, что война бесповоротно проиграна Германией.

После победы под Курском советские войска на всех фронтах перешли в контрнаступление, и начались знаменитые салюты в честь освобождаемых городов. С крыш домов палили крупнокалиберные зенитные пулеметы, включались все прожектора ПВО, распускались в небе сигнальные ракеты. Пулеметы били и с крыши нашего десятиэтажного дома писателей в Лаврушинском.

Начались и массированные налеты американской авиации на Германию. Левитан своим железным голосом объявлял по радио, что сегодня ночью очередные германские города, имярек, подверглись налету тысячи (это была обычная порция) американских «летающих крепостей» Б-2. И все радовались этому.

В Москве тем временем расцветала советская мирная жизнь. Работали театры, шумели концерты, выставки, богатые дамы щеголяли нарядами, мехами. Словно уже и не лилась кровь густыми потоками на фронтах.

Осенью 43-го года я поступил в восьмой класс средней школы. Это была обыкновенная школа, расположенная поблизости от дома, но случай превратил ее в школу необычную. Дело в том, что Сталин в своем стремлении играть на шовинистических струнах сделал тогда ряд нововведений, восстанавливавших многие порядки и традиции царского времени. Допустил некоторую автономию церковной иерархии и приблизил к себе высших ее членов, разрешил им восстановить церковные учебные заведения; предпринял шаги и по восстановлению чиновного сословия, ввел для них мундиры царского образца, переименовал наркоматы в министерства. Ранее им были введены офицерские и генеральские звания в армии и царского образца погоны. А в школах, как и в царских гимназиях, было введено раздельное обучение и даже гимназическая форма.

По всей стране прямо во время учебного года начали создаваться мужские и женские школы. Школу, в которую я поступил, сделали мужской. Девочек перевели в другую школу, а к нам вместо них влили мужской контингент из расположенной неподалеку школы № 19 для правительственных детей. (Она располагалась на Софийской набережной около английского посольства.) Перевели их к нам временно — пока не была выстроена специальная мужская правительственная школа.

Правительственные детки были, конечно, ужасны: избалованы и развращены во всех отношениях. На занятия их привозили на машинах, хотя жили они рядом. В квартирах некоторых из них были маленькие кинозалы — для семьи и гостей! Отдыхали они на дачах — настоящих поместьях с садами, прудами и прислугой, расположенных, естественно, в самых лучших районах Подмосковья, закрытых для простых смертных. В их распоряжении были также и специальные дома отдыха в самых красивых местах страны.

Запомнился мне такой эпизод. Правительственные дети разговаривают между собой на тему, кто где летом будет отдыхать. Один называет дом отдыха в Крыму, другой — на Кавказе, а сын генерала Галицкого оповещает, что поедет отдыхать к отцу на фронт, в его штаб: «Там в подсобном хозяйстве штаба такие девочки у отца работают — закачаешься! У него губа не дура!».

Из всех правительственных учеников в нашем классе нормально выглядели только двое: Юрий Новиков, сын главного маршала авиации, и Сергей Аллилуев, племянник Светланы Аллилуевой, дочери Сталина. Аллилуев был по-настоящему симпатичным парнем, скромным, интеллигентным.

В одном из параллельных классов учился и Лен Карпинский, также перешедший к нам из правительственной школы. Его отцом был чудом уцелевший старый большевик, друг Ленина. Впоследствии мы пересекались с Леном в МГУ, но по-настоящему подружились уже после окончания холодной войны.

Большинство правительственных детей учились из рук вон плохо, даже при всяческих поблажках со стороны учителей. Между тем зимой 43—44 годов было объявлено о еще одной сталинской реформе в области образования. В стране не хватало рабочих рук, и Сталин учредил ремесленные и железнодорожные училища для подготовки рабочих кадров. В народе их называли «ручки» и «жучки». В эти училища должны были в обязательном порядке переводить учеников восьмых классов средних школ с наиболее плохой успеваемостью. Был спущен и план: школы обязаны были поставлять ремесленным и железнодорожным училищам 10% восьмиклассников.

В один прекрасный день нам объявили, что из нашего класса несколько человек переводятся в ремесленное училище — для них это автоматически закрывало доступ к высшему образованию. Называются фамилии. Одни НЕправительственные ученики! Почти все из них были лучшими в классе по успеваемости. Я был возмущен этим решением дирекции. Особенно возмущало то, что в школе был оставлен некто Юрий Ломако, сын министра цветной металлургии, имевший почти по всем предметам двойки! Учительница истории на каждом уроке устраивала цирк, задавая ему один и тот же вопрос: «Ломако, скажи нам, пожалуйста, когда Россия освободилась от татарского ига?». И Ломако каждый раз начинал что-то мычать, исподлобья вращая по классу своими глубоко посаженными глазами, в надежде на подсказку. Он и внешне был похож на неандертальца: узкий лоб, скошенный подбородок.

Своим возмущением я делился с друзьями. И однажды раздался телефонный звонок отцу из Московского горкома партии: попросили прислать к ним сына, т. е. меня, не называя причины вызова. В горкоме меня препроводили к двум немолодым женщинам с жесткими глазами, и они начали форменный допрос: кому и что именно я говорил по поводу перевода моих товарищей по классу в ремесленное училище? Кто-то уже донес на меня! Но, видимо из-за статуса моего отца, пригласили меня не в МГБ (Министерство госбезопасности), а в горком, где две старые дуры не ленились допрашивать и запугивать пятнадцатилетнего подростка.

— Отец Юры Ломако, — говорили они мне, — заслужил перед страной, чтобы его сын продолжал учебу в школе. Ведь вот тебя тоже оставили в школе из-за уважения к заслугам твоего отца, хотя у тебя были двойки по физике и по немецкому.

Не поленились, значит, взять справку в школе насчет моей успеваемости! У меня действительно были эти двойки, но давно уже «закрытые». Очень интересовал этих дам вопрос, кому конкретно я говорил о своем недовольстве. Имена им назови! Я, конечно, сказал, что не помню.