Вадим Белоцерковский - ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО

Выйдя от Матусевича, я на планерке рассказал о случившемся. И, несмотря на то, что циников и подхалимов хватало среди сотрудников, возмущение было всеобщим и бурным. Событие все-таки выходило из ряда вон. Раньше эти люди (вроде Попова), кричали сотрудники, зажимали рот своим журналистам через ЦК и КГБ, а теперь что — они будут нам рот зажимать через Конгресс или Госдепартамент?!

Была выбрана группа в несколько человек, которая отправилась протестовать к вице-президенту. Последний в тот же день прислал нам свой новый меморандум, в котором заявлял, что его неправильно поняли: он не намерен был отстранять меня от микрофона. Может так оно и было, и Матусевич, исходя из «дружеских» ко мне чувств, исказил смысл предыдущего меморандума вице-президента.

Между прочим, после того, как я уже ушел на пенсию (в 1993 году), Матусевича неожиданно уволили со «Свободы», и он повел в западной прессе бешенную пропаганду за закрытие «Свободы», не более, не менее! Апогеем стала его статья в «Литературной газете» (от 6.03.2002) под заголовком «Чужая «Свобода», в которой он без обиняков выступил за удаление из Москвы бюро РС. И к какой он прибегал аргументации! «Вклад «Свободы» в развал СССР и впрямь существенный», — писал Матусевич, ходивший на станции либералом и западником. Факт существования в Москве бюро «Свободы» он характеризовал как «уникально патологическое наследие ельцинского десятилетия», противоречащее «здравому смыслу и национальному достоинству россиян», немыслимое на территории уважающих себя стран. И призывал, вопрошал: «Не пора ли десантникам домой на пражскую передовую?» Десантниками он назвал работников бюро «Свободы» в Москве. И писал он это в тот момент, когда в Кремле затевалась кампания за отзыв лицензии РС на работу ее филиала в Москве! Вот и гадай после этого, где собака зарыта — в нравственной невменяемости Матусевича или все-таки на Лубянке, сотрудником которой он в прошлом состоял?

Что касается Гавриила Попова, который вскоре после описанного случая оставил пост мэра, то через несколько лет он стал заявлять себя социал-демократом и даже пытался создать соответствующую партию.

Вернусь к ходу событий. Вскоре после инцидента с жалобой Г. Попова, Матусевич по каким-то неизвестным мне причинам ушел с поста директора русской службы и уехал в Америку, собкором «Свободы» в Вашингтоне, а на его место из Америки перебросили в Мюнхен еще одного моего старого «друга» — Юрия Гендлера. Того, который, будучи евреем, крестился в эмиграции и заявлял: «Я не русский националист, я — русский шовинист!». Но это было давно. С тех пор он перековался в американского патриота и либерала. При нем цензура моих «скриптов» сделалась еще жестче, чем при Матусевиче, часто они вообще не пропускались в эфир.

Я уже говорил, когда рассказывал о «Свободе», что цензура эта была вызвана, скорее всего, усердием российских эмигрантов, ставших тогда единоличными начальниками в русской редакции, но, возможно, и высшему американскому руководству мои взгляды представились неуместными с того момента, когда у них появились большие шансы повлиять на развитие в России. Не дремали, конечно, и лубянские кадры. Но если бы я работал в чехословацкой, польской или венгерской редакции, цензуры, уверен, не было бы. Половина сотрудников в тех редакциях стояла примерно на таких же позициях, как и я, и никто не жужжал бы в уши американцам, что я делаю левые, опасные и дискредитирующие «Свободу» передачи.

Приближался тем временем срок, когда я мог уже уйти на пенсию, хотя мог бы еще и пять лет поработать. (По американским законам есть два срока выхода на пенсию. Для мужчин это 65 и 70 лет.)

Посоветовавшись с Анитой, я принял решение уходить. Вновь воевать с администрацией мне уже было скучно и противно. Срок моего ухода приходился на начало октября. И когда я оформлял выход на пенсию, в Москве разразился так называемый конституционный кризис, а точнее, переворот и еще точнее — буржуазная контрреволюция, ее второй и победный этап. (Первый — в 92-ом году)

Прежде всего должен сказать о своем отношении к Верховному Совету РСФСР, разогнанному Ельциным. На мой взгляд, это был единственный демократически избранный парламентский орган с начала горбачевской перестройки и до сегодняшнего дня (сентябрь 2002 года). При выборах в него уже не было тех ограничений, которые существовали на выборах в Верховный Совет СССР, и еще не появились рычаги давления на избирателей, которые стали применяться на последующих выборах: «административный ресурс», подкуп избирателей и избиркомов, «черные технологии» и телевизионный прессинг.

В том Верховном Совете депутаты от демократических объединений в первый и пока в последний раз получили наибольшее число мест — 45%, коммунисты и националисты вместе — 20—25%. Это опять же самая маленькая их доля по сравнению с другими составами законодательных органов. (Остальные 25—30% приходились на колеблющееся «болото»).

И тот Верховный Совет долго во всем поддерживал Ельцина. Одобрил «Беловежский сговор», не остановил гайдаровскую либерализацию цен, одобрил приватизацию по Чубайсу да еще предоставил Ельцину чрезвычайные полномочия для проведения этих реформ. Большая часть делегатов находилась, увы, под влиянием «коммунистов, желавших переквалифицироваться в капиталистов», и их интеллектуальной обслуги. Но когда делегаты, люди более совестливые, нежели их коллеги в последующие времена, увидели, к чему приводят одобренные ими реформы, они начали пытаться сдерживать реформаторов.

Однако Ельцин к тому времени уже закусил удила — не желал терпеть никаких возражений, возомнил себя самодержцем. Ну и «разворотливая» номенклатура вкупе с «творческими холуями» оказывала на него мощное давление — толкала на конституционный переворот и разгон Верховного Совета.

Пропагандисты Ельцина пустили тогда в ход аргумент, что Верховный Совет не был настоящим парламентом, и поэтому его можно было, значит, разгонять и заодно опрокидывать Конституцию. На бумаге, в Конституции, были слова о правах Верховного Совета, не характерных для западных парламентов, но они ничем не были обеспечены, и потому реальной власти в руках у Ельцина было больше, чем у главы исполнительной власти в любом демократическом государстве. Кроме всего прочего, ему подчинялись все силовые органы. Да и кто сказал, что это плохо — большие права у парламента! Не надо забывать, что под лозунгом «Вся власть Советам!» незадолго до того стояли все демократы, в кавычках и без оных, включая Сахарова. А он, между прочим, был не из тех, кто занимается популизмом и тактическими играми.